Будто мерцающий алый уголек, будто видимый вовсе и неглазами…

Он отвернулся. Двинулся по галерее, опоясывавшей весь второйэтаж, не поворачивая больше головы к странному огню в ночном небе, но чувствуяего присутствие. Оказавшись у окна кабинета, заглянул внутрь.

Господа высокие министры, несмотря на поздний час, трудилисьрьяно. Мара сидела у компьютера, всеми десятью пальцами колотя по белойклавиатуре, над синим усеченным конусом вспыхивали географические карты,какие-то таблицы и списки, изображения гербов, орденов и мундиров, проплывавшиесверху вниз и снизу вверх, сразу из трех прорезей тянулись белоснежные листы,то недлинные, то скручивавшиеся в свитки. Примостившийся на резном подлокотникеее кресла Карах временами вставлял словечко – и Мара то отмахивалась резкимдвижением плеча, то выслушивала внимательно. Все прилегающее к столупространство было завалено листами и свитками, эскизами ярких мундиров,картами.

Оба министра, как и полагалось в приличных королевствах, ужебыли титулованными господами. По размышлении Сварог присвоил Маре титул графини– чтобы не баловать ее особенно, с расчетом на будущее и возможные повышения заусердную службу, а Караха, изрядно поломав голову над нестандартностьюситуации, сделал-таки бароном. Новым циркулярам, о которых упоминал КостянаяЖопа, это, если придирчиво вдуматься, все же не противоречило: ими запрещалось «возводитьв дворянство и присваивать титулы неразумным существам, не принадлежащим к родучеловеческому». И только. Здесь опять-таки крылась юридическая лазейка, простордля опытного крючкотвора: с одной стороны, Карах к роду человеческомубезусловно не принадлежал, с другой же, как ни примеривайся, был существомвполне разумным, а следовательно, под циркуляр не подпадал. Именно так, мудрорассудив, решили обожавшие Сварога старцы из Геральдической коллегии – инедвусмысленно намекнули, что ждут от него очередных сложных сюрпризов,скрашивающих их скучнейшее доселе бытие. Сварог обещал непременно что-нибудьпридумать…

Сварог тихонько вошел. Мара через плечо бросила на негозатуманенный взгляд, бормоча:

– Королевский казначей обязан пребывать в ранге коронногосоветника… Тьфу ты, голова идет кругом!

– Ты, случайно, не слышишь каких-то странных звуков? –спросил Сварог насколько мог небрежнее.

В ушах у него стоял пронзительный вой. Мара вяло улыбнулась,пожала плечами:

– Только бумажное шуршанье. У меня этот звук скоро в ушахторчать будет, как пробки…

– А ты, Карах?

Серенький домовой выглядел понурым и неуверенным – делотут, конечно, не в усталости, а в том, что он вопреки загадочным правиламэтикета все же поневоле вторгся на территорию своего коллеги, вошел в замок.

– Да вроде бы ничего такого… – сказал он грустно.

– Иди за мной, – мотнул головой Сварог в сторонугалереи. – А ты работай, работай, никаких вопросов…

Карах послушно плелся за ним, жался к ноге. Нагнувшись,Сварог привычно подхватил его, посадил на плечо и, стоя у балюстрады, показал вночное небо:

– Вон там, левее филина… левее флюгера, я имею в виду.Светится там что-то красное или мне чудится?

– Над той крышей?

– Ага.

– Я же тебе говорил, хозяин, а ты не верил, – тихонькосказал ему Карах, щекоча ухо пушистой мордочкой. – Это и есть БагрянаяЗвезда… – В его голосе сквозило удивление. – Оказывается, ты ее тожеможешь видеть, кто бы мог подумать… Я-то решил, что только такие, как я, могут…

– Красная? И словно бы мерцает? И в глазах какое-то неприятноедавление чувствуется?

– Ну да. Не надо на нее долго смотреть, не стоит… Маре быпоказать, только ей все равно не докажешь, она-то не видит… Потом-то всеувидят, да поздно будет…

– А никакого воя ты и в самом деле не слышишь? –спросил Сварог упрямо.

– Да нет, ничего такого. Тишина кругом. Хозяин… Это всенеспроста…

– Удивительно верное замечание, – фыркнулСварог. – Ладно, иди работай. Маре – ни словечка ни о чем таком. Коли ужона и не видит ничего, и не слышит… Ну, живенько!

Едва Карах проворно скатился с его плеча и нырнул в дверь,Сварог направился назад.

И сообразил вдруг, что непонятный вой, столь досаждавшийему, исчез. Напрочь. Его больше не было слышно. Словно повернули выключатель.

Ощутив нешуточное облегчение, Сварог выдохнул полной грудью.Голова по-прежнему побаливала и глаза жгло, словно туда сыпанули песку, но этоуже были классические симптомы бессонницы, не имевшие ничего общего сзагадочными странностями. Он почти вбежал в спальню, раздеваясь на ходу, швыряяодежду куда попало. Осторожно обошел спящего Акбара, чтобы не наступить вполумраке верному псу на хвост или на лапу, нырнул в постель, в безупречнуючистоту прохладных простыней. Уткнулся лицом в подушку, яростно пытаясь нырнутьв сон, в беспамятство, пока снова не послышался загадочный вой…

…Он шагал сквозь странные препятствия, напоминавшиехаотичное нагромождение сгнивших остовов множества кораблей, – повсюдуряды насквозь проеденных разрушением досок, то прямых, то плавно выгнутых,похожих на исполинские скелеты длиннющих змей, – но все же это были доски,пахнущие сырой прелью гнилого дерева, серо-зеленые, полурассыпавшиеся. Не былоничего, хотя бы отдаленно похожего на проход, коридор, – и Сварог шелнапрямую, грудью, всем телом наваливаясь на закрывавшие путь переплетенияхрупких досок. Они уступали напору, с едва слышным шорохом разваливались,осыпая трухой – невесомой, густой, забивавшей нос, глаза, уши. Их нестановилось меньше, впереди, сколько он ни шел, вставали все новыенагромождения, лабиринты, груды…

Он не знал, где оказался, куда идет и зачем. Знал только,что не должен останавливаться, – и продолжал шагать, всем телом проламываяпреграду. В том, что сгнившие доски так легко уступали его напору, как раз итаилась мучительная странность происходящего.

Не было ни темноты, ни света. Непонятно, как это моглополучаться, но именно так и обстояло – мир без темноты и света, без теней,отчетливо различимый далеко вперед и в стороны, клубившийся трухлявыми облакамидревесной крошки…

Сон? Или явь? Непонятно. Кажется, кто-то крадется следом. Иэто плохо, это тревожно, это страшно. Сварог несколько раз оглядывался, ясновидел оставленный им в этом переплетении туннель, но всякий раз нечтоухитрялось стремительно отпрянуть за ближайшую доску. А ведь оно было там,было, за ним кто-то крался с самыми что ни на есть дурными намерениями, неприближаясь отнюдь не из страха, а скорее уж из желания как следует помучить,подленько натешиться страхом и неизвестностью.

Отчего-то, подчиняясь тем же неведомым правилам, он не могне только остановиться, задержаться, но и повернуть назад. Брел, как автомат,проламывая грудью, плечами, лицом гнилые доски. Чересчур реально для сна…