Он вспомнил Оксану, которую не видел с той ночи, и на мигприкрыл глаза. Эх, а может, не надо ему никакой Одессы? Загадать желание: пустьвсе устроится, чтобы Оксана стала его женой, а Фаина… А Фаина – Гришкиной.Пусть. Он бы даже и не ревновал, если б так все случилось. Нарожала бы емуОксанка детишек, и жили бы они припеваючи. А то и в самом деле – в Одессу с нейвдвоем. Ох, елки, как же лучше-то придумать?

От мыслей его отвлек Колька Котик – прибежал, жестамизаставил заглушить машину и проорал:

– Фаина просила тебя до магазина дойти – там, говорят,конфет привезли. А она сама не успевает!

– В обед дойду! – крикнул в ответ Николай. –Каких конфет-то?

– Я почем знаю?

В перерыве Николай вспомнил о просьбе жены и, чертыхаясь,поплелся к магазину. Солнце припекало, и по дороге он успел десять раз мысленносказать Файке все, что думает об ее глупой просьбе: «Сладкого ей захотелось!Сейчас еще в очереди стоять, слушать, как старухи языки чешут…»

В магазине было не протолкнуться: Николай даже внутрьзаходить не стал, присел в теньке на деревянные ступени. Из-за приоткрытыхдверей слышались молодые женские голоса – девчонки стояли возле выхода, и отНиколая их отделяла только стена. Голоса были незнакомые, и трактористудивился: «Кто такие? Откуда?»

Насмешливо брошенная фраза заставила его вздрогнуть иприслушаться.

– Люба, как купалось-то ночью? Водяные за пятки нехватали?

– Зря вы со мной не пошли! В город вернемся – всемрасскажу! А вы чем будете хвастаться? Как сорняки на колхозных полях пололи?

Дружный смех.

– Ну почему… – возразил другой голос,тоненький. – Вон, Верка себе красавца в селе приглядела!

– Так Любаша тоже красавца нашла, только молчит, какпартизанка.

– Люб, признавайся, кого ночью выловила?

– Да ну вас! За очередью смотрите, а то без конфетостанетесь! А ты, Верка, болтушка…

– Ну а что я? – снова смешки. – Разве нельзяговорить? Смешно же вышло с тем парнем, правда?

– Люба, расскажи!

– Расскажи, все равно делать нечего!

– Ой, краснеет! Девочки, вы посмотрите – краснеет!

И снова смех.

– Давайте я расскажу, раз Любка молчит. В общем,девчата, взбрело в голову нашей Любочке искупаться ночью. Между прочим,нагишом!

– Не может быть!

– Ну, Любовь Витальевна, ты даешь!

– Не перебивайте, слушайте дальше. И кого, вы думаете,она встретила на берегу?

– Корову!

– Водяного!

– Председателя сельсовета!

– Хи-хи-хи! И говорит Любка председателю сельсоветастрашным голосом…

– Нет, лучше председатель говорит Любке страшнымголосом: исполни три желания, золотая рыбка!

– Ладно, пусть дальше сама излагает.

– А что излагать-то? Подумаешь, рыбака немножкоподурачила! Ой, у него такое лицо смешное было – вы бы видели! Только Володькене говорите, хорошо?

– Вот прямо сейчас пойдем и выложим все твоемуВолодьке!

– Точно! Он, наверное, сразу рыбачить ночью побежит.

– Чтобы и ему русалка попалась!

– Или председатель сельсовета! Ха-ха!

Николай сидел с каменным лицом. Затем встал, зашел вмагазин, остановился около дверей. Оглядел всю стайку.

Им было лет по семнадцать-восемнадцать, не больше. Всетоненькие, как спички, в перепачканных штанах и футболках, белокожие. Однимсловом – городские, хоть и косынки на головах повязаны.

Она стояла в середине – темноволосая, зеленоглазая, спухлыми яркими губами. Очень юная – он даже удивился, как мог принять ее заженщину. Хотя… темно ведь было, да. Сейчас он видел, что не красавица, а простоочень симпатичная девчонка, единственная из всех с хорошей фигурой: высокойкрепкой грудью, покатыми бедрами.

Николай смотрел на нее, и она залилась краской, опустилаглаза.

– А вам… вам что надо? – с вызовом, за которымскрывалась робость, спросила одна из девчонок – маленькая, рыжая, с забавнымихвостиками, рожками торчавшими из дырочек в косынке.

– Русалка, значит? – спросил Николай каким-точужим, скованным голосом.

Та кивнула, не поднимая глаз.

– Вот оно что. Русалка.

Он покивал как заведенный, стоя на месте, и по тишине,воцарившейся вокруг, понял, что нужно уходить. Мимо него протиснулась стараяНонна Иванова, подмигнула, в шутку толкнула в плечо.

– Что киваешь-то, словно телок, а? – Громкий голосее разнесся по всему магазину, на них стали оборачиваться. – Вишь, какихягодок к нам прислали сорняки полоть? Вот! Посмотрел – и иди своей дорогой,чай, у тебя жена имеется!

В магазине засмеялись, стали переговариваться. Николайповернулся и вышел, пошел прочь от магазина. Вслед ему что-то крикнул женскийголос, но он не обернулся. Вот оно что, значит. Русалка.

Ощущение было такое, будто он лежал под солнцем весь день, апотом его заставили встать. Перед глазами то и дело вспыхивали черные пятна, ив конце концов Николай вынужден был сесть в траве возле забора, прислониться кнему спиной. Пятна пропали.

Он восстанавливал в памяти все произошедшее и теперь ненаходил в нем ни одной детали, которую нельзя было бы объяснить. На все, на всенаходился до омерзения банальный и рациональный ответ, и неожиданнаяуступчивость Оксаны обернулась всего лишь тягой похотливой бабы,воспользовавшейся удобным случаем.

Николай сидел в траве, невдалеке от него прохаживались куры,и совершенно черный блестящий петух с красным гребешком поглядывал на негонастороженно и одновременно воинственно. Но кур Николай не видел. Он видел, какрушится любовно придуманная им для себя жизнь – новая, совсем другая, с чистоголиста.

«Не будет тебе Одессы. Не будет моря. И жены Оксаны тоже небудет. Ничего ты не начнешь, Коля Хохлов, – чудес-то не бывает! А ты хотелрусалку сделать, чтоб она тебе желания исполняла? Во дурень-то, а! Посмотритена дурачка, пока он в лес не убежал! Из дерева вырезал… старался… чтоб какживая, чтоб такая же красавица. Вон она, твоя красавица – в магазине законфетами стоит!»

Николай обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь.«Господи, а ведь я поверил – поверил от души и всю жизнь свою уже мысленноперекроил! Как же так…» Он достал из кармана русалку. Деревянная фигурка лежалав его ладони, и он поразился, как похоже удалось ему передать то, что он увиделв симпатичной городской девчонке, решившей побаловаться ночью.

– Талант прорезался, – с циничной насмешкойпротянул он и сплюнул в сторону петуха.