Вся ситуация говорит о том, что замысел у нашего Шутникавозник случайно, а это означает, что ты просто подвернулась ему под руку. Оншел по Калининскому… то есть по Новому Арбату… не привыкну никак к этимпереименованиям… Шел, шел и вдруг увидел толпу и телевизионные камеры.

Подошел, глянул на монитор, а там ты. Вот и все. Он бы всеравно мстил, не тебе, так кому-нибудь другому, потому что он так устроен. Иесли бы нужно было для облегчения своей затеи кого-то убить, он бы все равноубил, потому что он злобная, мстительная сволочь. А ты, деточка, никак неможешь быть виновата в том, что он такой. Поверь мне, я не сразу стал такимумным. Я тоже много лет убивался и переживал, когда мне казалось, что я виноватв чьей-то смерти. И только ближе к старости я научился быть логичным и неискать свою вину там, где ее нет. Тем более еще неизвестно, кому он мстит, этотурод, тебе или Образцовой. Так что ты иди, Стасенька, подумай над тем, что ясказал, и подружке своей Татьяне объясни, если она сама этого не понимает. Идумайте, девочки, думайте. Вычисляйте его, моделируйте, ищите.

Наша гордость задета, наша профессиональная честь. Его надонайти как можно быстрее и устроить показательный процесс, чтобы другимнеповадно было проверять, насколько мы умные.

Настя вернулась к себе и тут же позвонила Татьяне на работу.Та сняла трубку не сразу, и голос у нее был сухой и отстраненный. Вероятно, вкабинете были посторонние.

– Таня, это я. Можно два слова?

– Полтора, – жестко ответила Татьяна. – Уменя люди.

– Ее убили, – коротко сообщила Настя.

– Я поняла, – так же коротко сказала Татьяна иповесила трубку.

БАБУШКА УБИЙЦЫ

Ну что ж, на пороге своего семидесятипятилетия я могуподвести итог и признать, что прожила свою жизнь достойно. «И воспиталадостойного внука, который не уронил чести нашего рода. Но один Всевышний знает,чего мне это стоило и через какие испытания пришлось пройти нашей семье.Воспитание не позволяло мне открыто демонстрировать свои чувства, и только мойпокойный муж представлял, правда, частично, что я испытывала, когда честь семьибыла поставлена под угрозу. Но полагаю, что супруг мой чувствовал то же самое.

На протяжении ста пятидесяти лет в нашем родуДанилевичей-Лисовских не было ни одного мезальянса. Из поколения в поколение мывступали в браки только с равными себе по уровню образования. Ученые, писатели,медики, университетские профессора. Никаких разночинцев, никаких купеческихотпрысков, никакой сомнительной публики. И уж тем более никаких политиков иреволюционеров. Каждый, кому дозволялось породниться с нами, должен был бытьдостоин нашего рода и наших традиций, которые мы берегли свято и передавали изпоколения в поколение. Но эти требования распространялись и на нас самих.

Мы тоже должны быть достойными своих предков. Я всю жизньзанималась древнегреческим языком, мои научные труды посвящены творчествулитераторов Древней Греции. Мой покойный супруг был литературоведом, егоспециальность – русская поэзия конца восемнадцатого века. И мои родители,надобно вам заметить, долго не давали согласия на наш брак, им требовалосьнемало времени, чтобы убедиться: Николай Бенедиктович Эссен составит мне достойнуюпартию. Но для того, чтобы представить им доказательства этого, ему нужно былосоставить себе имя в литературно-критических кругах. Благодарю судьбу за то,что мне было всего шестнадцать, когда мы познакомились с Николаем, и за десятьлет, пока он доказывал, что достоин меня, я успела состариться всего додвадцати шести. Когда мы сочетались браком, Николаю Бенедиктовичу было ужесорок. Однако я не роптала на родителей, ибо понимала: в нашем роду мезальянсовне было и быть не должно. И в свои шестнадцать я еще не могу судить о том, ктодостоин вступить в родство с нашим родом, который, за полтора столетия далжизнь ученым и литераторам с мировым именем.

Точно так же я воспитывала и нашу единственную дочь Инессу.Увы, времена изменились, и наши вековые семейные традиции оказались не в силахпротивостоять разнузданности нравов. Большевики… Я до сих пор не могу понять,почему мои родители не эмигрировали вместе со всеми. Иногда я думаю, что мойбатюшка, мир праху его, был ослеплен идеями революции. А порой мне приходит вголову, что он в них просто не разобрался и, не понимая всей опасностинасильственного большевизма, доверчиво решил, что ученых, занимающихся древнейисторией, никто притеснять не станет. В этом он, как ни странно, оказался прав.Большевикам понадобились институты, чтобы обучать в них голь перекатную,рвавшуюся к власти, ведь им обещали, что каждая кухарка хоть немногопоуправляет государством, и в этих институтах нужно было преподавать историю.Отец заведовал кафедрой в университете до самой кончины и был похоронен согромными почестями. Но одного он, чистый и доверчивый историк, не учел: встране большевиков нам трудно будет сохранить наши традиции, кои мы почиталиболее всех ценностей.

Инесса подавала большие надежды. С раннего детства играла вшахматы, и в школе всегда была первой ученицей, особенно выделяясь остротой умав точных науках. Мы с Николаем Бенедиктовичем прочили ей карьеру физика, нодочь, как ни прискорбно, не испытывала ни малейшего интереса к тем наукам,которые давались ей более всего. Разумеется, ее решение поступать впедагогический институт мы с супругом не одобрили. Да, профессора в нашем родубыли, и немало, мы с Николаем Бенедиктовичем оба носим это звание, но профессор– это профессор, а школьный учитель – это, извините, нонсенс дляДанилевичей-Лисовских. Однако мы слегка успокоились, когда Инесса объясниланам, что не собирается преподавать в обычной школе. Ее интересуют методикиразвития интеллекта, логического мышления и памяти у детей, и она собираетсязаниматься исключительно наукой.

– Разве ты не понимаешь, мама, – говорилаИнесса, – что все мои школьные успехи имели место только благодаря тому,что папа с четырех лет играл со мной в шахматы? Это дало мне отличную память ичеткость мышления. Однако есть и другие качества интеллектуальной деятельности,которые развиваются не шахматами, а другими вещами. И я хочу посвятить своюжизнь разработке этих «других вещей», чтобы в каждой семье в конце концов могливырастить интеллектуально развитых детей. Но для этого мне нужно получитьпедагогическое образование и соответствующий диплом.

Что ж, это звучало совсем неплохо. Мысль о том, чтобыувидеть свою единственную дочь в роли школьной учительницы была для нас ссупругом непереносима. Но в таком виде идею дочери можно было поддержать.

– Ты знакомилась с соответствующей литературой? –строго поинтересовался тогда Николай Бенедиктович. – Насколько в наукеразработана данная проблема?

– Папа, я перечитала огромное количество книг ижурналов. Об этом никто никогда не писал и никто этим не занимался.

– Значит, если ты займешься этим, ты будешьпервой? – уточнил он.

Инесса торжествующе улыбнулась, ибо хорошо поняла смыслвопроса. Она оставалась настоящей представительницей нашего рода, и я была неправа, усомнившись в этом.