– Первой и единственной, папа, – твердо ответилаона. – Ты можешь в этом не сомневаться.

Да, в таком виде проблема представала совсем иначе. Инессапойдет по научной, стезе и быстро составит себе имя и научную репутацию.Способностей у нее, несомненно, достаточно и даже более того. Она станет ученымс уникальной специализацией, основоположником научной школы, первымразработчиком теории. Ее имя станет широко известным. Итак, родДанилевичей-Лисовских посрамлен не будет. Инесса достойна своих предков, и этодало нам с Николаем Бенедиктовичем надежду на то, что и при большевиках мысумеем сохранить и передать по наследству наши традиции.

Однако вскоре случилось страшное. Дочь училась на четвертомкурсе, и однажды порог нашего дома переступил Этот. Бог мой, он учился нарабфаке. Из семьи рабочих. Отец железнодорожник, машинист, кажется, а матьработала на фабрике. В семье было восемь детей. Разумеется, ни о каком хотя бысносном воспитании и речи быть не могло, не говоря уж о манерах иобразованности. Я ума не могла приложить, где Инесса ухитрилась познакомиться сЭтим.

Оказалось, в каком-то бюро какого-то райкома какого-токомсомола. Вот он, результат большевизма: не осталось элитарных учебныхзаведений, а ежели таковые находились, то гарантий безопасности никто не дает,ибо существуют какие-то общественные работы, которые насильственно смешиваютвсе социальные слои.

Мы с Николаем Бенедиктовичем старались сохранить лицо и небыть невежливыми, однако после первого визита Этого в наш дом постарались мягкодать понять Инессе, что такому странному молодому человеку вряд ли стоитпосещать нашу семью. И тут дочь произнесла такое, от чего мы долго не моглиоправиться.

– Мама, неужели ты не поняла? Я выхожу за него замуж. Япривела его официально познакомиться с вами.

– Я полагаю, это неумная шутка? – вступил вразговор Николай Бенедиктович. – Учеба в гуманитарном институте привела кразвитию у тебя весьма своеобразного юмора. Я всегда считал, что ты с твоимиспособностями должна учиться в техническом вузе, это очень дисциплинируетмышление.

– Это не шутка, папа, – очень серьезно ответилаИнесса. – Я выхожу за него замуж, сдаю экзамены за четвертый курс и ссентября ухожу в академический отпуск.

– Куда-куда ты уходишь? – переспросила я, не верясвоим ушам.

– В декрет, мамочка, – спокойно пояснилаона. – В сентябре будет как раз восемь месяцев.

Стоял апрель, изумительный, чистый, прозрачный, влажный итеплый. Апрель.

До сентября оставалось всего четыре месяца.

У нас с Николаем Бенедиктовичем не было выбора, и нампришлось принять Этого в нашу семью. Разумеется, у него было имя, отчество идаже фамилия, которую он навязал нашей дочери, но для нас с супругом оннавсегда остался Этим. Этот проходимец. Этот нувориш. Этот ее муж. Между собоймы всегда называли его только так.

Когда прошел первый шок, мы с супругом взяли себя в руки ипригласили Инессу для серьезного разговора. Вел его Николай Бенедиктович, а явнимательно следила за реакцией дочери, готовая в любой момент броситься наподмогу мужу. Мы должны были выступить единым фронтом, дабы Инесса не подумала,что ее грядущее материнство сделает нас более податливыми.

– Ты нарушила священные полуторавековыетрадицииродаДанилевичей-Лисовских, – строго произнес Николай Бенедиктович, – тысобралась сочетаться браком с человеком, недостойным нашего рода ни попроисхождению, ни по уровню образованности. Если бы мы с твоей матерью моглиэтого не допустить, мы бы, конечно, сделали это. Но теперь, увы, слишкомпоздно. В нашем роду никогда и ни у кого не было внебрачных детей, и мы неможем настаивать на том, чтобы ты в сложившейся ситуации не выходила замуж за…За твоего приятеля с рабфака. Более того, мы не можем допустить, чтобы ты жилав общежитии, где нет условий для занятий и полноценного отдыха. Мы готовы пойтина то, чтобы разрешить тебе привести его в нашу квартиру.

Конечно, он этого не заслужил, в этом доме жили умирали твоипредки, но мы с твоей матерью готовы ради тебя и твоего будущего ребенкатерпеть присутствие твоего… гм… мужа. Однако у нас есть условие. Обязательноеусловие, и наше совместное существование в этом доме может быть приемлемымтолько при его выполнении.

– Условие? – удивленно спросила Инесса, дерзкоглядя в глаза отцу. – Какое же может быть условие? Вы сейчас будететребовать, чтобы я с ним развелась, когда родится ребенок?

– В роду Данилевичей-Лисовских, – гордоответствовал Николай Бенедиктович, – равно, впрочем, как и в роду Эссенов,никогда не было не только внебрачных детей, но и одиноких, брошенных мужьямиматерей. Даже если бы ты сама захотела развода, мы бы этого не допустили.Невозможно даже подумать о том, чтобы нарушить наши традиции дважды. Одногораза вполне достаточно. Наше условие в другом. Твой… гм… муж должен статьдостойным нашей семьи. Он должен получить блестящее образование и сделатьблестящую карьеру. Ну и, кроме того, он должен обрести приличные манеры, чтобыего не стыдно было выпускать к гостям, посещающим наш дом, и знакомить слюдьми, которым известны наши традиции. Итак, можешь ли ты пообещать нам здесьи сейчас, что ты сделаешь все возможное для выполнения этого условия?

Инесса помолчала некоторое время, задумчиво разглядываявазу, стоящую в центре стола, вокруг которого мы сидели, потом подняла глаза,внимательно посмотрела на отца, затем на меня.

– Это случится само собой, – ответила онанегромко, – и моих усилий здесь не потребуется. Вы даже представить себене можете, какой он талантливый, какой у него мощный интеллект. Он уже сейчаспишет такие работы по математике, что его собираются принять в университет безэкзаменов и сразу на второй курс. Он станет великим ученым, в этом вы можете несомневаться.

Он будет достоин нашей семьи и наш род не посрамит. А чтокасается манер, то я искренне надеюсь на твою помощь, мама. Их действительнонадо привить, с этим трудно спорить.

Мы даже удивились, как легко далась нам победа, ибоготовились к длительному и упорному сопротивлению. Все-таки наша дочьоставалась нашей дочерью и достойным представителем своего рода, поэтому понялаи приняла наши требования как нечто само собой разумеющееся.

Итак, Этот вошел в наш дом. В первое время это былочудовищно. Он не умел правильно садиться и вставать, не знал, как пользоватьсястоловыми приборами и как вежливо разговаривать по телефону. Его нельзя былопоказывать гостям.

Но нас с Николаем Бенедиктовичем радовало, что Этот училсявсему охотно и упорно. Он, казалось, хотел как можно быстрее порвать со своимрабоче-крестьянским прошлым, вылупиться из той скорлупы и нарастить новоеоперение. Он ничуть не обижался, когда мы не звали его к столу при посторонних,более того, сам старался быстренько поесть на кухне и скрывался в их с Инессойкомнате. Он смотрел на нас с супругом с огромным почтением и постоянноспрашивал, как правильно говорить или делать то или иное. И, конечно, было бы несправедливоотказать ему в трудолюбии. Он был, безусловно, примерным студентом (кстати, егоприняли действительно сразу на второй курс, дочь ничего не преувеличила), послезанятий бежал в библиотеку, вечером приносил домой огромные связки книг и сиделнад ними до рассвета. Не представляю, когда он спал. Кроме того, он былнеплохим отцом. Инесса сидела дома с нашим внуком, я ей помогала по мере сил,наняла няню, но Этот все же успевал и поиграть с ребенком, и погулять с ним, иделал это не по необходимости, а с явным удовольствием.