испугу Копеля. Алена долго копошилась под верандой — вытирала велосипед и выясняла, в каком месте побрякивает на ходу цепь. Я лежал около нее на скамейке, покрытой мягким одеялом.

А день становился все тише и тише, тучи незаметно затянули небо; в ранних сумерках трава как-то по-особому зазеленела. Алена с Тишей подолгу торчат на горке среди сосен.

Вечер наступил незаметно… Благословен Бог наш… Пошли, Господи, сон мирен… И послан был сон мирен.

22 июля.

Четверг. …И пробуждение светлое… День как вчера: тихий и знойный. После завтрака записал дни. Алеша на веранде за швейной машинкой. Веранда вся в солнечных полосах. Распахнуты окна. Тихо шевелятся в ветерке занавески. Полуденная тишина. В 1.30 — на реку. Зной. Душновато. Люблю утонуть в зное летнего дня, но сегодня идти трудно. На реке стало полегче. (Встреча на спуске с Белоконями и их притча.) Посидели у причала наших лодок. Река обмелела. Почти все лодки лежат килями на дне, в толще подсыхающей на припеке зеленой тины. Вдали от берега лениво плавятся на медленной струе чайки, сидя белыми грудками против течения.

Мимо загаженного, застроенного железными будками, смрадного бывшего эстонского причала (где когда-то держал свой мотор), мимо пристани, рыбзавода, участка Лавровых — на море. Здесь дует теплый ветерок от Силламяэ. Море зеленоватое, тревожное, пахучее и тоже теплое, обложенное по всему горизонту нависшей над ним зловещей хмарью. На пляже людно и бестолково. Алена прошлепала вдоль берега по воде. («Нападение» на нее Н. Корень.) Свернули к Синёвым. Ант. Вас. и Наденька. Беседа под жасмином. Совершенно неправдоподобное поручение Александру Петровичу, данное ему в связи с прибытием сюда их зам. министра (???!). Пивко. Вобла (О, блаженство!)

В центр. В аптеку. В магазин одежды. В хозяйственном — покупка мне кружечки. В заулок Веры Михайловны. У калитки. Встреча с теперешними владельцами участка. Тепло. Сердечно. Чутко (взаимно). Аккуратно покрашенная избушка В.М. Мой домик заколочен, почернел. Береза моя — ставшая большой и уже не молодой… Домой — по Горной, мимо Иришкиного балкона, по лесной. Пришли около 5-ти. Копель за работой по укладке плиток под моей верандой. Приехала Муська (жуть ее новостей). Фира сидит у окна с феном, готовится ехать в Ленинград.

После обеда — газеты на веранде. Алена не утерпела, взялась возить землю для засыпки вокруг и между плиток. Сижу под сиренью, любуюсь ее сноровкой. В 7.30 появление Иришки. Сидела довольно долго, жаловалась на себя: не может бросить курить.

Вечер, как и вчера, наступил тихий, влажный, затученный. До густых сумерек все толклись у дома: Копель продолжает работу, Алена консультирует, Муська — просто так толчется. Елена готовит ко сну свою лягуху, Тихон бродит вокруг, что-то ловит, с чем-то сумеречным общается — по-кошкиному. Кусают многочисленные комарики. У нас в кухне горит свет: Т.М. готовит холодец. Легли поздно.

23 июля.

Пятница. Ночь душная, жаркая. Встали все же ничего. Алена после завтрака уехала к старичкам. Я — записал день. За окном — белое, слепящее небо; неподвижные сосны; молчание; душно и давяще. До обеда оба на веранде. Алена шила мне подушку из поролона для лодки. Потом возилась, налаживала швейную машинку. Я «пасся» рядом в шезлонге. <…> Непрерывно перекатывается, погромыхивает дальний гром. Над морем во весь небосклон повисла непроглядная мгла — там идут грозы. Постепенно стало темнеть и у нас. Пошел дождь. Когда к вечеру кончился, Копель возобновил прокладку плиток на дорожке. От земли поднимается туман. В лесу — сизая дымка. Тепло, парит. Посветлело, но тучи так и не разошлись.

24 июля.

Суббота. Опять белая слепящая облачность, безветрие и тяжко парит. Долго не вставали: немножко вяло, немножко лень и так хорошо и уютно не торопиться! «Капали» в глаз капли, мазались жгучкой… Потом Алена стлала чистое белье на обеих постелях. Мне «зарядила» два комплекта одеял в пододеяльниках: потеплее и легкое. Кормила, уговаривала Тишу. После завтрака примеряла кремовое платьице в коричневом горошке. Но оделась, конечно, во все свое обычное — простецкое, и в 12.30 мы пошли «листать свою родимую книжицу» под названием Усть-Нарва.

Шли тихонько: очень давит. Были у Пенелопки. Она завитая, прибранная. Андрейка острижен под машинку. Зацвел огромный куст жасмина, что у самой калитки. Лидия Александровна, как всегда, с радостью мне навстречу. Оттуда — к Вере Александровне. Но ее дома нет. Сидели у Евгении Павловны под окнами ее новой пристройки — с женой и дочерью доктора Воробьева. На море вышли у «Лайны». «Большой Бродвей» кишит массой. Алена купила тут пиво. Оказалось, что она осмотрительно захватила хлебца с сыром, помня, как я и она не любим бродить, будучи связанными сроками — обеденными и прочими. У маяка сидели на обломках поваленного тополя над дюнами.

Море в дымке, даль и горизонт укутаны густым туманом. Вода выносит на песок темно-зеленую кашицу водорослей. Гребешки волн у берега просвечивают изумрудом.

С моря к Гликманам. Там — новый мой портрет. Хороший и вместе с тем совершенно непонятный. Довольно уютно стало в комнатах заботами Таи, но атмосфера суетности, вибрации <…> — утомительны. <…> И у них под окном свежезацветший, ослепительно чистый в своей восковой белизне, куст жасмина. Гликман проводил нас до школы. Мы, потихоньку, по Сулеви пришли домой в 6-м часу. После безобразно схалтуренного Т.М. обеда Алена улеглась на веранде на раскладушке с Тишей. Я — записал эти два дня. Сейчас 8.15 вечера. Чуть темнеет. Небо все такое же затянутое, и все так же тихо и молчаливо.

Перед сном в густых сумерках под старой сосной фигура Али и Тиша на задних лапах ладошками ловит белых мотыльков. У Кисани: сидит Тиша в травках около веночков земляничника — добрых мыслей Кисани. Отцвели его белые цветочки, кой-где листики закраснелись.

25 июля.

Воскресенье. В природе все то же: жарко, затучено. Дремлю. Аленушка на веранде чинит лопнувшее полотнище шезлонга. После обеда продолжает и заканчивает. С 3-х часов облачность ушла. Постояла дымка; и она исчезла; стало голубое небо. Часов в 6 — к Ирише (плач Андрейки, не пожелавшего чего-то попить и лишенного моря за это). Л.А. и Наташа — над парниками: подвязывают огурцы. Втроем с Ириной к Анне Максимовне. Долго сидели в ее «лесу». Племянница Анны Максимовны. Чаепитие стараниями ее и Ириши.

Журчание кормящихся в соснах скворцов. Их шумный отлет как по команде и ставшая слышной внезапная тишина. (В светлом небе гигантская купа старого клена.)

26 июля.

Понедельник. Жарко. Безоблачно. Парит. Дышать нечем. Намеченный поход на