„ребятки“».)На море прошли заулком Веры Михайловны и мимо Межколхозного санатория. Густо усажены верхние балконы отдыхающими в солнышке; когда шли обратно, балконы опустели — все ушли обедать. Остались шезлонги с брошенными цветными полотенцами.

Низовой штормовой ветер с юго-запада; летящий песок; по горизонту синеют тучи с дождями; разрозненные облака с голубыми прорезями плывут над шумным зеленоватым, с белыми гребнями морем. Быстро увел Алену — вижу, зябнет — в «Буратино» (захотелось есть). В кафушке — нежданная «полная чаша»: и сардельки, и пирожки, молоко и яички?!. Пили кофе с взятыми из дому Аленой бутербродами. <…> В киоске моя любовная встреча с прелестной некой «Муму», с шелковой шерсткой и человечьими глазами.

В саду «Мереранны» на скамейке: «синдром». Встреча с мамой и дочей Синёвыми. С ними — до Кургауза. Тропкой нижнего парка кругом «Ковчега» и к прудику парка верхнего. Высохшие посадки дубов по берегу; мальчишки, обивающие кедр. На «Виллу Ирэнэ» шли вдоль всего парка, мимо аптеки (зашел узнать о качестве борной), гастронома — по [улице] Партизани.

Как всегда, знакомый распах далей: далекое устье; взморье с катящимися, как на подшипниках, беззвучными рядами пенных гребешков; темнеющая рябью синева реки; заречье с широкими излучинами Россони; мягко озаренные солнцем дальние ярусы лесов за Тихим озером. Благостно. Не наглядеться… Встреча с интеллигентным человеком (напомнил мне Андрея Митрофановича), гуляющим с веселым, ухоженным пинчером, забредшим на «Виллу Ирэнэ». Домой шли по Партизани, мимо Лидии Александровны (показалась на балконе Плоскодоночка, обещала прийти к нам вечерком). Дома — в 5.40. Обед. Дрема. Алена на веранде опять мучается со швейной машинкой. Пришла Иришка. После очередного доклада об Анне Максимовне и о себе подключилась к Алене, потом села вязать. Ушла после чаепития… Небо по-вчерашнему затучено. Вечер опять ранний и сумеречный. Алена легла в 11. Я дочитал рассказ Абрамова.

31 июля.

Суббота. О, ужас… Аля к старичкам. Тучи сплошные, холодно, ветрено. Записал вчерашний день. (11.15). Попили привезенное Алей молоко. Я — опять в дрему. Аля легла на раскладушку на веранде с французским. Тиша, как всегда, с ней. Увы, он опять очень неважно себя чувствует: очень мало ест, опять что-то с кишечками, похудел сильно. Надрывается сердце глядеть на него и Алю… Проснувшись, взял книжку матушки Силуаны и устроился рядом с Алей. После обеденной дремы продолжил чтение. (Как хорошо!..) И так — до 6-ти.

…Около 3-х проглянуло солнце. Но скоро опять спряталось. Стали набегать одна за другой низкие тучи с короткими ливнями, грохотанием грома, порывистым ветром. В 6 часов поели крепко пересоленный Т.М. пирог с лососиной. Небо посветлело. Кое-где бледная голубизна.

В 7 часов появилась замерзшая Иришка, а попозже пришли Гликманы. Опять сидели долго и приятно. (Рассказ Таисии Дмитриевны об ее походе на ту сторону: заметила мои «китежские» хвощи; рассказ Гаврилы об их поездке в Таллин, о некоем гардеробщике Яше, аристократе еврейского духа и джентльмене.)

1 августа.

Воскресенье. Солнце. Тепло. Южный, плотный (как бывал в старые годы в Тверской…), ровный ветер. В 11 часов на почту: Аля посылает своим телеграмму. Сижу долго на скамейке — жду. Рассматриваю вереницы идущих: лица, ноги; уподобляюсь томпсоновскому Вулли, потерявшему на перевозе хозяина и перенюхавшему сотни пар обуви, топавшей мимо него. <…> Оттуда, наконец, к Вере Александровне: традиционный визит с неизменной Алиной мздой… Сидим в огороде у земляничников, на припеке. Появление очаровательного очередного любимца В. А. — беленького, хвостатого, озорного Васьки-весельчака, а вслед за ним — Надьки-«арендаторши».

От Веры Ал. — к морю (наискосок на шоссе, мимо Пигулевских). На приморских участках мощное цветение липы. На пляже ровное, плотное, влажное тепло сильного ветра; на устье белопенные взрывы сталкивающихся волн; шумливое, зеленоватое море.

Прошли до «Лайне» по плотному, сырому, видно недавно бывшему под водой песку до половины пляжа. Мимо Синёвых: дверь открыта, но безлюдно, видимо, отдыхают; мимо еще позавчера полного товарами «Буратино», а сегодня пустующего, хоть шаром покати: ни яйца, ни торговки… Долго сидели в парке в тени веселых курчавых, густых березок, шумливых, пахнущих листвой. <…> Домой шли мимо маяка, «Дома услуг», рыбацких гостиниц и по Карья. Зашли к завхозу дома отдыха Синёвых. Аля договорилась о печенке.

(С Тишей беда!) Дома были в 3. Увы… обеденный конь Тамары Мих. еще не валялся… Пришлось ждать довольно долго.

После обеденного сна увидел Алену с Тишей на горке. Забрал стулик и пошел к ней. <…> Солнышко спряталось. Похолодало. Аля ушла. Вскоре позвала есть простоквашу, после чего мы с ней устроились: она — в кресле, я — на диване. Она с французским, я с новой книжкой Юхана Лийва, купленной Аленой в одно из усть-нарвских наших путешествий-«перелистываний». Удивительное у нее чутье: книжка прелестная, чистая, светлая, умная. Алена протопила утром большую печь: стало чуть сыровато в доме за эти дни. Аля начала заниматься: посвистала вечером часок.

2 августа.

Понедельник. Ильин день. Пробуждение — смертный час… Господи, Боже мой! …научи мя… Утро тишайшее, серенькое, «схимное». Аля после завтрака — к старичкам. Я — записал дни.

В 11.45 приехала Аля: «Сегодня у нас разгрузочный день». Стала обмывать велосипед. Заморосил дождик. Выпили свежего молока. Я — в дрему. Аля — на веранде с французским. Присоединился к ней. Дождь шуршит. Непонятно: тучи плывут с северо-востока! После обеда оба спим в спальне на «чужих» местах. Я проснулся — зажужжали мысли на извечные мои темы: видно, придется опять начать «делать дело»… Без этого как-то не склеивается ничего в представлении о будущем…

Аля спала долго. И так крепко, что «будто вдавилась в матрац». <…>

За окошком вершины сосенок усыпаны бисером капелек; дождь все сыплет и сыплет; лес затуманился в дымке; небо — беспросветно серое. Тихо-тихо и в лесу, и в доме. И вопреки «всему» — надо благодарить Бога! И не есть ли это мое Послушание??

Около 8-ми Алена начала заниматься. 8.30 — неприкаянный, больной Тиша. Аля бросила заниматься — и с ним в сумерках на сосновую горку. Смотрю на них в окно. Аля делает мне знаки: не ходи, мол, все нормально. Тихон улегся в Кисаниных сосенках, где его Аля и оставила.

В 9 час. пили чай. 9.30: «Чудо! Вавилина будет писать письмо!» — сказала Аля и, усевшись под красный грибок торшера, стала строчить письмо тете Вале. Не тут-то было: «стук-стук»: Виталий Лавров с поломанной дочкиной флейтой. (Маленькая девочка, на радостях прыгая на кровати, успешно прыгнула на флейту, прогнув ее до полукруга!)

3 августа.

Вторник. Солнце. Частые,