– Я здесь. Под вашей крышей. Предположим, когда встанетсолнце, я спущусь к вам в подвал. Там я перейду в бессознательное состояние.Сами знаете. – Я сделал небрежный жест. – Что бы вы сделали? Убили быменя во сне?

На раздумья ему не понадобилось и двух секунд.

– Нет.

– Но вы знаете, кто я. У вас нет ни малейшего сомненияв этом, правда? Почему же вы бы меня не убили?

– По многим причинам, – сказал он. – Я быхотел узнать о вас побольше. Поговорить с вами. Нет, я не стал бы вас убивать.Ни за что на свете.

Я пригляделся к нему, он говорил чистую правду. Он непродумывал деталей, но он счел бы мое убийство пугающим проявлением черствостии неуважения – убийство такого таинственного и старого существа.

– Да, именно так, – с легкой улыбкой заметил он.

Телепат. Однако не особенно сильный. Только поверхностныемысли.

– Вы уверены? – Тот же на удивление вежливый тон.

– Второй вопрос, – сказал я.

– Прошу. – Теперь он был по-настоящемузаинтригован. Страх полностью растаял.

– Вы хотите получить Темный Дар? Сами знаете, что этоозначает. Стать одним из нас. – Краем глаза я видел, как Луи трясетголовой. Потом он повернулся ко мне спиной. – Я не говорю, чтокогда-нибудь вы от меня его получите. Скорее всего, нет. Но вы хотите? Если быя согласился, вы бы его приняли?

– Нет.

– Не верю.

– Я бы его не принял даже через миллион лет. Богсвидетель – нет.

– О чем вы? Вы же не верите в Бога!

– Просто выражение. Но оно очень точно отражает моичувства.

Я улыбнулся. Какое приветливое, настороженное лицо. У меняже энергия била через край, кровь с новой силой текла по венам; интересно, емуэто заметно, стал ли я меньше похож на монстра? Проявляются ли во мне тенебольшие человеческие признаки, которые я замечал в остальных в моментоживления или задумчивости?

– Вряд ли вам понадобится миллион лет, чтобыпередумать, – ответил я. – Вам вообще недолго осталось. Раз уж мы обэтом заговорили.

– Я никогда не передумаю, – возразил он. И оченьискренне улыбнулся. В пальцах он держал ручку. Он бессознательно и нервнопоиграл ею, но потом успокоился.

– Я вам не верю, – сказал я. Я огляделся:маленькая голландская картина в лакированной раме – дом на канале в Амстердаме.Я посмотрел на покрытое инеем окно. Снаружи, в ночи, ничего не видно. Мневнезапно стало грустно, но совсем не так грустно, как раньше. Я простопризнался себе в горьком одиночестве, которое привело меня сюда, внеобходимости оказаться в его комнатке и почувствовать на себе его взгляд,услышать, что он знает, кто я такой.

Тени сгущались. Я не мог произнести ни слова.

– Да, – застенчиво произнес он за моейспиной. – Я знаю, кто вы такой.

Я обернулся и посмотрел на него. Неожиданно я чуть незаплакал. Из-за тепла, из-за запаха человеческих вещей, из-за того, что передомной у письменного стола стоит живой человек. Я сглотнул. Я не собираюсь ронятьсвое достоинство, это глупо.

– Это просто загадка, – сказал я. – Вы быменя не убили. Но и таким, как я, не стали бы.

– Правильно.

– Нет. Я вам не верю, – повторил я.

На его лицо набежала тень, довольно занятная тень. Онбоялся, что я замечу в нем некую слабость, неведомую ему самому.

Я протянул руку к его ручке.

– Позвольте? И листок бумаги, пожалуйста.

Он незамедлительно передал мне то, о чем я просил. Я сел застол в его кресло. Безупречная подборка – пресс-папье, небольшой кожаныйцилиндр, где он держал ручки, даже картонные папки. Безупречная, как онсам, – вот он, стоит и смотрит, как я пишу.

– Это телефонный номер, – сказал я и вложил бумагув его руку. – Это номер в Париже, номер моего поверенного, которому яизвестен под настоящим именем, Лестат де Лионкур, – думаю, оно фигурируетв ваших записях? Конечно, он не знает обо мне того, что знаете вы. Но он можетменя найти. Или, наверное, более точно будет сказать, что я поддерживаю с нимсвязь.

Он ничего не сказал, но посмотрел на бумагу и зафиксировалномер в памяти.

– Оставьте себе, – сказал я. – Когдапередумаете, когда захотите стать бессмертным, когда захотите признаться мне вэтом, позвоните. И я вернусь.

Он было запротестовал. Я жестом призвал его к молчанию.

– Кто знает, что может случиться. – Я откинулся наспинку кресла и скрестил руки на груди. – Вы можете обнаружить, чтосмертельно больны, можете остаться инвалидом в результате неудачного падения. Увас могут попросту начаться ночные кошмары, связанные со смертью, о том, что выстанете никем и ничем. Какая разница? Когда решите, что вам нужно то, что естьу меня, позвоните. И пожалуйста, запомните: я ничего не обещаю. Может быть, яникогда этого не сделаю. Я говорю лишь, что когда вы почувствуете в этомнеобходимость, тогда и начнется диалог.

– Но он уже начался.

– Нет, не начался.

– Вы думаете, что не вернетесь? – спросилон. – А я полагаю, что вернетесь, даже если я и не позвоню.

Еще одна неожиданность. Укол унижения. Я невольно улыбнулся.Очень интересный человек.

– Ах ты среброусый британский ублюдок! Да как ты смеешьтак снисходительно со мной разговаривать? Может быть, стоит убить тебя наместе?

Это его потрясло окончательно. Он был ошеломлен. Неплохо этоскрывал, но я все видел. И я знал, каким страшным умею выглядеть, особеннокогда улыбаюсь.

Он на удивление быстро пришел в себя, сложил листок сномером телефона и сунул себе в карман.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – сказалон. – Я хотел сказать, что надеюсь на ваше возвращение.

– Позвоните, – ответил я. Мы долго смотрели другна друга, потом я одарил его очередной улыбочкой и встал, чтобы удалиться. Ивзглянул на стол. – Почему у меня нет собственного досье? – спросиля.

Его лицо на секунду лишилось всякого выражения, но он чудомснова пришел в себя.

– Но у вас же есть книга! – Он указал на «ВампираЛестата» на полке.

– Ах да, верно. Ну, спасибо, что напомнили. – Язаколебался. – Но, видите ли, я считаю, что у меня должно быть свое досье.