нейтралитета. Смотрели на седую даму, идущую у самой воды, и на бегущего с ней рыжего пса, каждым своим движением выражающего обожание и преданность. Подувал холодный влажный ветерок. Становилось зябко. Прижались с Алей друг к другу, воображая, что согреваемся, но вечерняя стынь забиралась под куртки все ощутимее.

Солнце багровело, тускнело, но так медленно снижалось к горизонту, подернутому полосой дымной мглы, что Алена заявила: «Солнце сегодня не сядет!» Но все же оно село, покинуло день свой, и багровый шар его коснулся воды и утонул за морем, оставив на краю его огненную полоску; и полоска эта скоро подернулась пеплом, угасла, и настал вечер. И было это в 9 часов 15 минут. И мы быстрым ходом — кратчайшей дорожкой — через конец Райя, мимо Кургауза (за 25 минут) пришли домой. И было это в 9 час. 45 минут вечера. Пока шли, небо неприметно заполнилось вереницами серых, бесцветных чешуеобразных тучек, и луна, показавшаяся было над лесом, скрылась за ними; быстро смерклось, и наступила тихая темная ночь — после чего последовала обычная серия Тихоновых бегств и водворений его домой.

10 августа.

Вторник. Завороженная тишина. Светлое серое небо. Не шелохнет. 10.30–12. Алена к старичкам за молоком. 10.30–12. Я, тщательно, — с «Лебедем» (продолжаю анализ гармонии). Тихон у меня за спиной, на окошке. Вкусили малину с молоком. Тучи ушли. Синева. Свежий ветерок. Жаркое солнце. 1.30 — к Лидии Александровне. Как обычно, в сиреневом уголке с Иришкой. Густо краснеют вишневые деревца от массы спеющих ягод. Светло-зелеными пятнышками выступили на яблонях яблочки. Тщательно обошел царство цветов и грядок. Уже с неделю замечаю это: на березах появляются скромные, пока затаенные, желтоватые пятна, а вот сегодня порядочно уже нападало на лужайку желтых березовых листиков. Увы, увы…

В запредельной вышине раскинулись, кажущиеся неподвижными, пологи прозрачных перистых облаков. Низко над землей быстро плывут нежные, похожие на комочки ваты, крупные, полупрозрачные облака. Светлая, нежная голубизна неба в то же время необъяснимо интенсивна, ярка, почти осязаема… Сильный, плотный ветер налетает порывами, шумит, клонит деревья… В полчетвертого с Иришей вместе пошли к нам обедать. Потешил их обеих, изобразив походку каждой из них. После обеда подремал на диванчике. Тиша все еще на окошке. В 5 часов пришла Анна Максимовна с Женей. Принесла Алене цветочков. Сидели все сначала у черемухи. Но очень сильный и холодный ветер. Переселились к сараю, в заувей, в тепло снижающегося солнышка. Болтали, тарахтели до 8-го часа. Алена ушла заниматься (5-й раз). Я — записал дни (9 часов вечера). Алена тоже вылезла из спальной, принялась читать тети Валино письмо. Вечером были приглашены на грибки к Волчонкам.

11 августа.

Среда. В Куремяэ. Алена заготовляет харч. Сережа опаздывает. Выехали на его зелененьком «Запорожце» около 12-ти. Свежо. Затучено; прорывами — солнце. Желтизна сжатых полей ячменя. Частая, но невысокая и мелкая рожь. Колосья совсем легкие и пустые. Щемящие краски ранней осени: тусклая зелень мятых трав, вдоль дороги множество бодяка, особенно зеленого, «огородного», большие грубожелтые семейства полевой рябинки… вдоль дороги бледно-розовая оторочка иван-чая, на березах заметная желтизна. В 1.30 подъехали к монастырю. За воротами окликнула дежурная монахиня, новая для нас, замечательная лицом и духом интеллигентности. Матушка Силуана. Искренне рада. («Мой» светлый Спаситель на стене). Столик необычно не загружен. (Монашеская кайма вокруг лица.) Рассказ о «запрещенной книге» и добрых отношениях с «работником», которому она изъяснялась в любви как к частице родины и который отпустил с уважением, сказав, что мать его тоже верующая. Рассказала, как нищему батюшке нищего прихода под Псковом нужны были тряпочки, просто на уборку церкви. И как нежданно матушка Силуана получила из Мелитополя посылку с парчой, и какую радость доставила этому бедному бате, переслав ее ему для алтаря. Как мать Ангелина разгневалась на матушку Силуану за «книги» и как после смерти предстала м. Силуане… Та хотела «благословиться», но м. Ангелина не допустила, а сердечно обнялась… Рассказала как о чем-то самом обычном. Моя просьба (очень скорбная и заново горячая) нас помнить. Ответ м. С.: всегда и на первой странице. Прощаясь, опять вспомнила нашу странную связь через дедушку Константина Иосифовича… Напутствие: на благо и путь, и с Ангелом… (рука ее на ручке двери). Поле сурепки — бледно-зеленое, стебелечки ее усеяны острыми коробочками плодиков. В дубовой роще монахини косят. Темно-зеленые купола — встречь тучам.

У тети Фени избушка закрыта: спящие в ней до нового срока старушки. (Оставляем их так, чтоб вновь увидеться; Аля занесла пакетик с записочкой; подошел с приветом и лаской тети Фенин кот. Аля впустила его в избушку.) Обратно дорогой Аля: «Тишина». Ветерок шевелит травку, шепчет в ушах, а вокруг — далекое молчание дали.

Едем дальше, в магазин: хлеб, рыба, еще что-то. Лесные дорожки, повороты, сосновые горки, березняки светлые; лужайка — привал на бревнах (Сережины гигантские белые грибы). Все разошлись, один; цветочная муха на иван-чае («целевая структура цветка» — тычинки пучком); жук в полете над «многолюдным» (необычно высоком) семейством тысячелистника; пролет беззвучный тетерева в сторону болота; кучи березовых дров; тишь вырубки; тихий шум ветра в березах и соснах. Еще раз углублялись в лес на перекресток «к пяти углам», как его назвала Алена. Опять побыл один у машины. Заезжали к знакомому глухому озерцу. У Йыхви встретил дождик, мелкий, как пыль. Жадно впитываю, запоминаю вечернюю землю, мелькающие хутора, бревенчатые сараи, поля, остатки густо поросших старыми темными деревьями усадеб, стада коров, немногочисленные глухие уголки убогого, но укутного житья… Около 8-ми были дома. Алиными заботами была нам сервирована жидкая рисовая кашка, в достаточном количестве. Аля чистила грибки. Посидели («побдели») с Фирой на скамеечке крыльца. В густых сумерках. Коп заходил, рассказал о «странном», как он выразился, звонке Левы Русова.

12 августа.

Четверг. Пасмурно. Очень свежо. Встали вяловато. Я — весь день немощен: и телом, и духом. После завтрака дремал, после обеда дремал, чуть-чуть, но без всякого прока полистал «Лебедя»… Все это гнетет, особенно с учетом близящегося, совсем близкого будущего… Эх, что говорить (с 4 до 6 записывал день). А Алена молодцом: с 10.30 до 12.30 ездила к старичкам, готовила к обеду селянку из вчерашних грибков, после обеда сидела с Лизкой на лужайке и только сейчас, в 5.30, затихла, видимо, задремала в своем уголке. Заходил С. Кротов за ключами от лодки. К вечеру небо очистилось, стало тихо и солнечно. В 6 часов Аля вылезла, дала мне простоквашу, Тише что-то тоже выдала, после чего стала