Я вошел в свою комнату, освещенную поднимающимся отповерхности моря сиянием, и открыл футляр скрипки. Потом долго смотрел належащий передо мной шедевр Страдивари.

Я не умел играть на скрипке, однако мы поистиненепревзойденные мастера подражания. Как сказал Мариус, я отличаюсь умениемнаблюдать и выдающимися способностями. А я так часто наблюдал за Ники, когда ониграл!

Я подтянул смычок и протер струны из конского волосамаленьким кусочком смолы – именно так всегда делал Ники.

Всего пару ночей назад сама мысль о том, чтобы притронутьсяк этой вещи, была мне невыносима. А голос скрипки причинял мне невыносимуюболь.

И вот теперь я вынул ее из футляра и понес через дом точнотак же, как когда-то нес ее за кулисами Театра вампиров, собираясь вложить вруки Ники. И даже не помышляя в тот момент ни о каком тщеславии, я направился клестнице, ведущей в подземное святилище, все ускоряя и ускоряя шаги.

У меня было такое впечатление, что именно Мать и Отец манилименя к себе, в то время как сам я был напрочь лишен собственной воли. Я большене вспоминал о Мариусе. Для меня вообще перестало иметь значение что-либо,кроме того, что я должен как можно быстрее спускаться по узким и сырым каменнымступеням, мимо окон, в которые залетали соленые морские брызги и проникалтусклый вечерний свет.

Моя одержимость становилась настолько сильной ивсеохватывающей, что я даже приостановился, засомневавшись вдруг, исходит лиидея действительно от меня. Однако глупо было даже думать об этом. Кто еще могвнушить ее мне? Те, Кого Следует Оберегать? Вот это уже истинное тщеславие! Даи откуда им знать, что за хрупкий и удивительный маленький деревянныйинструмент держу я сейчас в руках?

Он способен издавать звуки, которых никогда не слышалдревний мир, такие человеческие и так трогающие души людей, что некоторые дажесчитают скрипку творением сатаны, а скрипачей объявляют одержимыми дьяволом.

Я пребывал в полнейшем замешательстве, голова у менякружилась.

Как мог я, спустившись так глубоко, даже не вспомнить о том,что дверь, ведущая в святилище, заперта на засов изнутри?! Если бы у меня взапасе было еще лет пятьсот, я, возможно, и смог бы ее открыть. Но сейчас дляменя это совершенно невозможно.

И тем не менее я продолжал спускаться. Только что пришедшиемне в голову мысли почти мгновенно испарились. Я вновь летел как на крыльях, анестерпимая жажда только усиливала мое возбуждение. Хотя жажда не имеланикакого отношения к происходящему.

Наконец я повернул в последний раз и увидел перед собойраспахнутые настежь двери в святилище. Свет горевших там ламп проникал и налестницу. От наполняющего святилище чересчур сильного запаха цветов у менякомок подступил к горлу.

Прижимая обеими руками к груди скрипку, я подошел ближе.Двери шатра тоже были открыты. Они по-прежнему сидели рядом, все в той же позе.

Кто-то принес им свежие цветы, положил брикетики благовонийна золотые тарелки.

Я вошел в святилище и остановился. Подняв голову и взглянувна их лица, я увидел, что они смотрят, как и в прошлый раз, прямо на меня.

Кожа их была такой белой, что я даже представить себе немог, что когда-то она могла иметь бронзовый оттенок, и боги казались такими жетвердыми, как драгоценные камни в их украшениях. На ее руке был браслет в видезмеи, а грудь украшало накладное ожерелье. Над краем чистого полотняногоодеяния, которое было на нем, виднелась крохотная складка тела.

Ее лицо было тоньше, чем его, а нос немного длиннее. Разрезего глаз был чуточку более удлиненным, а веки чуть более тяжелыми. Их густыечерные волосы почти не отличались.

Мне вдруг стало трудно дышать. Почувствовав внезапнуюслабость, я попытался полной грудью вдохнуть запах цветов и благовоний.

Отблески света плясали на стенах в тысячах золотыхвкраплений живописных фресок.

Опустив взгляд, я увидел в своих руках скрипку и попыталсяприпомнить, зачем пришел сюда. Потом провел пальцами по деревянному корпусу,думая о том, как должен выглядеть в их глазах этот миниатюрный инструмент.

Сдавленным от волнения голосом я тихо объяснил, что это такое,потом сказал, что прошу их послушать, как она звучит, и что я никогда раньше неиграл на ней, но теперь хочу попробовать. Я говорил так тихо, что не слышалсобственного голоса, но понимал, что они его услышат, если, конечно, захотят.

Я поднял к плечу скрипку, прижался к ней подбородком иприготовил смычок. Закрыв глаза, я увидел перед собой Ники, услышал его музыку,вспомнил, как раскачивалось взад и вперед его тело в такт звукам, как сильноприжимались к струнам пальцы, словно сама душа заставляла скрипку звучать.

Я сильно ударил смычком по струнам, и звуки мелодии резковзлетели сначала вверх, а потом опустились и заполнили помещение, подчиняясьбешеной пляске моих пальцев. Да, это была настоящая мелодия, и мне удалось еесыграть! Чистые, наполненные чувством звуки резонирующим эхом отдавались отближайших стен. Такие звуки могла издавать только скрипка, только у нее могбыть такой пронзительный голос. Я как безумный продолжал играть, раскачиваясьвсем телом, забыв в эти мгновения и о Ники, и обо всем остальном. Я чувствовалтолько свои вонзающиеся в гриф инструмента пальцы и осознавал, что это от меняисходит заполнившая все уголки святилища музыка, которая, повинуясь неистовымдвижениям смычка, становилась все громче и громче – то взлетала вверх, торасстилалась по поверхности пола, подчиняя себе все вокруг.

И тогда я тоже запел вместе со скрипкой. Сначала тихо, апотом во весь голос. Вокруг меня разлилось золотое сияние. И вдруг мнепоказалось, что мой голос стал звучать намного громче, я услышал такиеневероятно высокие и чистые звуки, которые сам никак не мог издавать. И тем неменее они звучали – прекрасные и возвышенные; точнее, звучала лишь одна нота,она не меняла своей высоты и в то же время раздавалась все громче и громче,пока наконец я не почувствовал страшную боль в ушах. Смычок в моих рукахзаплясал еще неистовее, я едва не задыхался… И вдруг отчетливо понял, что этиневероятно высокие звуки исходят не от меня!

Я понимал, что, если звуки немедленно не затихнут, у меня изушей брызнет кровь. Нет, не я пел на этой восхитительно высокой ноте! Непрекращая играть и преодолевая ужасную боль в ушах, от которой голова мояготова была расколоться, я поднял глаза и увидел, что Акаша стоит с широкораспахнутыми глазами и рот ее открыт в виде правильной буквы «О». Этот звукисходил от нее, и сейчас она спускалась по ступеням шатра, протягивая впередруки и не прекращая петь все на той же высочайшей ноте, которая стальнымклинком рассекала мне барабанные перепонки.

В глазах у меня потемнело. Я услышал стук упавшей накаменный пол скрипки. Я сознавал, что изо всех сил сжимаю руками голову. Якричал, но крик мой тонул в ее пении.