И негодник стащил с меня юбки, выбрался из своих панталон и,уложив меня на кровать, лег на меня так, что его член оказался у меня во рту, аего губы прижались к моему влагалищу. Я сосала его, он отвечал тем же, так мылежали около часа, не меняя положения и изнывая от блаженства. Наконец шум всоседней комнате предупредил нас о том, что пора сменить роли и из активныхучастников превратиться в зрителей.

Первая сцена сладострастия, которую показал мне брат, быласлишком интересна, чтобы не описать ее подробнее, и я, не боясь наскучить вам,расскажу о ней во всех самых мелких деталях. Я понимаю, что мне следовало быупотреблять пристойные выражения соответственно моему тогдашнему возрасту, нотогда мой рассказ потерял бы живость и красочность, поэтому, чтобы не погрешитьпротив точности, я использую слова, которые употребила бы сейчас. Итак, начнемс действующих лиц.

Моей матери, как вам известно, было двадцать три года, онабыла прекрасна как ангелочек: густые каштановые волосы, округлая фигурка, нелишенная стремительной грациозности, твердое упругое тело, пахнущее свежестью,великолепные глаза, а вот лицо было красноватое — признак частойневоздержанности за столом, к этому пороку она пристрастилась из-за желанияпонравиться своему любовнику, который вкушал с ней сладострастное наслаждениетолько тогда, когда терял рассудок от избытка выпитого вина и ликера.

Люси, любовнице отца Ива, настоятеля монастыря и друга моегоотца, было восемнадцать лет — об этом я также, кажется, говорила; это быласветловолосая красотка с очень выразительными глазами, белокожая, с роскошнымиягодицами и грудью, а ее вагина, как утверждали наши блудодеи, быланеобыкновенно узка, то есть в самый раз для капуцинов.

Служанки были сестрами, они потеряли невинность благодарядвум нашим распутникам в десятилетнем возрасте и с тех пор находились у них вуслужении. Старшей, которую звали Мартина, было около шестнадцати лет,Леонарде, младшей, не исполнилось и пятнадцати; красивые фигуры, очаровательныемордашки, свежее тело — все это без преувеличения давало право зачислить их вкатегорию самых красивых крестьяночек Франции.

Что касается монахов, они были примерно одного возраста.Однако мой отец казался старше и мог сойти за сорокалетнего; он имел внешностьнастоящего сатира, седоватую, с синим отливом бороду, черные глаза,удивительную силу, бешеное воображение и один из самых мощных членов в Европе,уступающий только фаллосу отца Ива, причем намного, так как последний имел вдлину одиннадцать дюймов, включая здоровенную головку, и восемь в окружности.Иву было только тридцать пять лет, его физиономия была не так приятна, как умоего отца — маленькие глазки и длиннющий нос, — зато он отличался могучимтелосложением и был еще распутнее.

Вся компания как раз выходила из-за стола, когда мыподскочили к изножью кровати, на которой только что занимались шалостями, чтобыприльнуть к щелям в перегородке, отделявшей нашу комнату от той, где начиналисьоргии.

Судя по тому, как кружились у всех головы, мы поняли, чтожертвоприношения, которые они собирались принести, будут логическимпродолжением тех, которые праздновались в честь бога застолий. Особенно пьянбыл мой отец.

— Слушай, Ив, — обратился он к своемусобрату, — давай скорее разденем этих шлюх, ту, что оголится первой, мы ибудем первой сношать… А самая нерасторопная получит пятьдесят ударов хлыстом откаждого.

— Согласен, — ответил Ив, — я также хотел бывыпороть их, прежде чем сношаться. Дело не в том, что первая приятнее, чемвторая, но сегодня я чувствую себя, как никогда, в силе и должен сброситьсперму, а это будет трудновато без совокупления.

С этими словами содомит подтвердил свое намерениемускулистым фаллосом с угрожающе распухшей багровой головкой.

— Черт возьми! — восхитился мой отец, взяв в рукиэто чудо природы. — О дьявол меня задери! Друг мой, как он великолепен!..Согласись, Полина, что более прекрасного инструмента нет на свете. Знаешь,дорогая, мне доставит удовольствие, бесконечно большее, видеть тебя на этомколу, чем сношать твой зад самому. Будь я женат, я бы с радостью носил рога,которые каждый день наставлял бы мне такой агрегат.

— Гнусный распутник, — проворчал отец Ив, расстегиваяпанталоны своего собрата, который уже сбросил с себя рясу, — признайся,что есть еще одно место, где бы ты хотел видеть эту штуку, а не только в вагинетвоей шлюхи.

— Где же это?

— В твоем седалище, друг мой! В твоей заднице!

— Это правда, — подтвердил Симеон, — поглядихорошенько на этот зад, о котором ты говоришь, погляди, как он хорош, приласкайего, прежде чем забраться во влагалище моей дамы.

— Ага, бродяга, вот чего ты хочешь! — сказал отецИв, укладывая Симеона на диван и пронзая его своим дрожащим от нетерпениякопьем.

— Черт! Черт! — бормотал мой отец, изображая изсебя блуднипу и извиваясь как угорь. — Да, черт меня, побери, вот о чем ямечтал!

И развратник тотчас подмял под себя одну из служанок,овладел ее влагалищем и еще сильнее задергался. Но эта церемония была лишьпрелюдией, оба скоро успокоились, не потеряв ни капли спермы, и решили внести всладострастную сцену больше порядка. Этот небольшой предварительный эпизод непомешал им увидеть, что юная Мартина разделась последней, а первой оказаласьмоя мать.

— Приведем приговор в исполнение, — сказалСимеон. — Дай-ка нам розги, Полина, а ты, отец Ив, держи эту неловкуюдевку: свяжи ей руки, положи ее себе на колени, а я преподам ей урок; когда онабудет в крови, ты займешь мое место.

Напрасно кричала и плакала бедная девочка, напрасно онавырывалась — никто ее не слушал. Симеон, взявши ее за поясницу левой рукой,правой быстро, двадцатью ударами, разукрасил ей ягодицы.

А вы становитесь на колени, перед этим фаллосом,Леонарда, — приказал он другой девочке, — и ласкайте его своимикрохотными грудками. Пока я занимаюсь флагелляцией, ты, Люси, должна лобзатьмою задницу, которая все еще никак не оправится от натиска этого мула, ты жевидишь, как она ждет тебя, приголубь ее скорее, девочка моя. Ты, Полина,предоставь свои прелести моему другу, чтобы вознаградить его за то, что онсоизволил держать эту подлую тварь… Вот теперь хорошо! Разве я не говорил вам,что придумаю самую очаровательную композицию на свете? Посмотрите в зеркало,посмотрите, как она восхитительна. Ну что ж, пора сменить позы, отец Ив:становись на мое место, я займу твое, и ты закончишь обрабатывать эту задницутак, чтобы она помнила об этом по крайней мере две недели.

Ив не заставил себя ждать, и несчастная Мартина вышла из егобезжалостных рук, обливаясь кровью.

— Итак, наказание свершилось, — заявилСимеон, — надо заняться более приятными делами. Первой оголилась Полина,ты знаешь, как обещали мы вознаградить этот акт послушания, отец Ив: насади еена свой кол, а я буду твоим сводником, но с условием, что потом ты послужишьмне педерастом.