Тарквиний Блэквуд умер, это я прекрасно понимал. Но огромнаячасть моей души все еще продолжала существовать и жаждала только одного, хоть яи был ослеплен множеством нежелательных даров, – быть с тетушкой Куин,Томми, Жасмин, со всей моей родней, незаменимыми и обожаемыми людьми.

Я не собирался отказываться от семьи. Я не собирался такпросто исчезнуть из Блэквуд-Мэнор, потихоньку уйти от всех, кого я так любил!

Нет, без борьбы я не собирался покидать их – я хотелпопытаться из самых благородных побуждений жить рядом с ними столько, сколькосмогу.

Что касается Моны, моей возлюбленной ведьмы, то я решилбольше никогда ее не видеть и даже не позволить ей слышать мой голос потелефону. Никогда мое зло не должно было коснуться ее, никогда она не узнает омоей истинной судьбе. Никогда моя боль не смешается с ее болью.

Наверное, прошел целый час, а я все стоял, прислонившисьспиной к двери, не в силах сдвинуться с места. Я заставил себя дышать глубоко.Я заставил себя не сжимать кулаки. Не бояться. Не испытывать ярости.

Ритуал свершился. Теперь мне предстояло жить дальше. Ядолжен был вернуться домой. Я должен был сделать все аккуратно, уверенно, ядолжен был любить тех, кто любил меня всем сердцем.

Наконец я прилег на кровать, чувствуя комок в горле и дрожавсем телом. Внезапно меня покинули силы, и я погрузился в сон, как обыкновенныйсмертный.

Кажется, мне ничего не приснилось. Я не видел во сне ниПэтси, ни Ревекки, хотя вновь услышал женский смех, но мне было все равно.

Рассвет разбудил меня, словно ошпарил кипятком.

Я немедленно задвинул шторы, и комната погрузилась вприятную прохладную темноту. Затем я заполз под кровать и вскоре потерялсознание.

На следующий вечер у меня появился временный паспорт,наличность в карманах, новая карточка "Американ Экспресс" и билеты,чтобы начать путешествие. Прибыв в Лондон, я сразу понял, что придетсявыработать другой маршрут поездки, – я сделал пересадки в Новой Шотландии,Канаде и под конец в Ньюарке. Последний мой перелет был в Новый Орлеан.

Все это время я бесстрашно тренировался в умении насыщатьсяпарой глотков. Я бродил в аэропортах среди огромных толп, как болотная рысь,часами выслеживал ту или иную жертву, прежде чем подворачивался удобный момент,этот сладостный момент, который я жаждал и ненавидел в то же самое время. Я нина секунду не сомневался, что кажусь обыкновенным человеком всем прочим людям,что у меня приятный вид. Во время охоты я действовал безошибочно. Ни разу неубил. Ни разу не пролил ни одной капли крови.

Я испытывал муки страха и наслаждения, смешиваясь с людскойтолпой, как зверь в людском обличье. Многолюдные аэропорты стали для меня адом.Я словно видел в них декорации какой-то драмы в духе экзистенциализма. Но ябыстро привыкал к охоте, как и к самой крови.

Наконец я оказался в главном терминале новоорлеанскогоаэропорта, и тетушка Куин открыла мне объятия, потом то же самое сделал и Нэш,и моя прелестная Жасмин, и мой маленький сынок, Джером, которого я подхватил наруки и поцеловал, крепко прижав к себе. Среди встречающих был и Томми, мойсдержанный тринадцатилетний дядя, которого я просто обожал. Я не могудержаться, чтобы не обнять Томми.

Если кто из них и подметил во мне что-то странное, то мойэнтузиазм поборол в них все сомнения. Каким образом я попал в Италию, япообещал рассказать им позже. Разумеется, они дружно запротестовали, но им всеравно не удалось вытащить из меня ни слова.

Когда мы загрузились в лимузин, я узнал новость: у Пэтсиразвился СПИД, но она хорошо поддается лечению; Сеймор, однако, подал на нее всуд. У него тоже оказался СПИД, и он заявил, что она не поставила его визвестность о своей болезни и заразила. Я не знал, что сказать. Все думал о томсне, который видел, о том ужасном сне. Никак не мог выбросить из головы теобразы.

"Как она себя чувствует?" – спросил я.

Мне ответили, что прекрасно.

"Как она выглядит?" – спросил я.

Мне ответили, что прекрасно.

"Как ее группа?" – спросил я.

Мне ответили, что прекрасно.

Вот и все.

Как только мы приехали домой, я обнял Большую Рамону исказал ей, что больше не буду с ней спать – я уже взрослый, а она ответила, чтодавно ждала от меня этих слов. Ей все не верилось, что я не шутил, отказавшисьот ее оладий.

Когда я наконец очутился в своей комнате и запер на замокдверь, мне показалось, что я сейчас или упаду в обморок, или сойду с ума.Все-таки я сумел всех провести. Я одурачил их и был снова с ними. Они рядом,они по-прежнему меня любят. Я расплакался. Я все плакал и плакал. Зайдя вванную, я увидел, что по моему лицу струится кровь – так я узнал, что мы плачемкровавыми слезами. Я вытер кровь бумажным платком и в конце концов успокоился.Потом я увидел Гоблина.

Он сидел на стуле за моим письменным столом лицом ко мне,абсолютно такой же, как я, вплоть докровавых слез, которые текли по его лицу.

Я чуть не вскрикнул от ужаса – такое это было зрелище.Сердце перестало стучать на секунду, но потом снова ожило.

А я все вытирал и вытирал лицо.

"Взгляни, – сказал я, подбежав к Гоблину, – явытираю их, видишь? Я вытираю их! Смотри, крови больше нет, неужели невидишь? – Я перешел на крик. Пришлось понизить голос. – Неужели ты невидишь! Крови больше нет. Я ее стер!"

А он все сидел, и кровь продолжала литься по его щекам, апотом он вскочил и бросился на меня. Он слился со мной в одно целое, и япочувствовал, как меня толкают сначала к круглому столу, а затем к подножиюкровати, и я не мог бороться с ним, он был во мне, он слился со мной, менясловно ударило электричеством, а когда он отстранился, я увидел, что он весьсостоит из крошечных капелек крови, и тогда я отключился.

Теперь ты знаешь мою историю. Ты знаешь мой самый великийпозор – то, что я убил ни в чем не повинную невесту. Ты знаешь, как Гоблинначал нападать на меня.

Ты можешь догадаться, что произошло после моего возвращениядомой, ибо уже понял из моего рассказа, как сильно я люблю своих родных, изнаешь, насколько тесно моя жизнь переплетена с их жизнями.

Я чувствую огромную лютую ненависть к Петронии за то, чтоона сделала со мной! Со страстью, которую можно назвать только местью, явернулся к своей прежней жизни, в мир смертных, к своей семье. И по-другомубыть не могло, если только мне не докажут, что родные меня подозревают исторонятся. Но пока ничего такого не произошло.