Я с трудом поднялся на колени, изображая боль иголовокружение, а потом неожиданно выпрямился и вцепился ей в волосы обеимируками, так что она не могла меня стряхнуть. Все это время я не переставал еепроклинать.

"Как-нибудь ночью я заставлю тебя заплатить, –сказал я. – Заставлю тебя страдать за все твои подлые удары, за то, как тыих нанесла, за то, как ты обрушила на меня проклятье".

Она царапала меня, пока я тянул ее за волосы обеими руками;она вцепилась мне в голову и оторвала от себя, и в моих пальцах остались еевырванные волоски, а потом она ударом свалила меня на пол и пинками отбросила кстене. После этого Петрония уселась за стол, закрыла лицо руками и разрыдалась.Она рыдала, безудержно всхлипывая.

Я с трудом поднялся и медленно поплелся к ней. Покалывание вруках и ногах означало, что синяки уже начали заживать. Я увидел, что на полуваляются обрывки ее бриллиантовых нитей, и собрал все до единого, потом подошелк столу, за которым она продолжала плакать, и положил их так, чтобы она сразуувидела.

А она все закрывала лицо ладонями, и на них была кровь.

"Прости", – сказал я.

Она вынула носовой платок, вытерла им лицо и руки, потомвзглянула на меня без всякой злобы.

"С какой стати тебе просить прощения? – сказалаона. – Вполне естественно, что ты ненавидишь такую, как я. Разве моглобыть иначе?"

"Как это?" – растерялся я, ожидая, что она снованабросится на меня в любую секунду.

"Кого следует превращать в таких созданий, вроденас? – спросила она. – Раненых, рабов, нищих, умирающих. Но ты былпринцем, смертным принцем. А я даже не задумалась об этом".

"Так оно и было", – подтвердил я.

"Ну и что теперь... ты обводишь вокруг пальцаглупцов? – поинтересовалась она. – Живешь среди смертных ипользуешься их любовью?"

"Пока да", – ответил я.

"Даже не думай совершить над ними ритуал".

"А я и не думаю, – парировал я. – Лучшепрямиком отправиться в ад, чем сделать это".

Она посмотрела на бриллианты. Я не знал, как теперь с нимибыть. Она взяла их со стола и положила в карман. Волосы у нее были растрепаны.Я выбрал одну из своих щеток и жестом спросил, не позволит ли она причесать ее.Она кивнула, и я приступил к делу. Волосы у нее были густые и шелковистые.

Наконец Петрония поднялась из-за стола, обняла меня ипоцеловала.

"Не вздумай ссориться с Лестатом. Он не задумываясьпревратит тебя в головешку. И тогда мне придется сразиться с ним, а сил у меняне хватит".

"Все это правда?"

"Я еще в Неаполе велела тебе прочесть эти книги, –сказала она. – Он выпил кровь Матери. Он три дня пролежал в песках пустыниГоби. Его ничто не может погубить. С таким, как он, даже неинтересно драться.Просто держись подальше от Нового Орлеана – и тебе не придется опасатьсяЛестата. Что-то есть в этом постыдное, если некто, такой сильный как Лестат,свяжется с таким юнцом, вроде тебя. Сюда он не придет, чтобы посчитаться стобой".

"Спасибо", – иронически поблагодарил я.

Она направилась к двери как ни в чем не бывало – грациозно икрасиво. Я не знал, заметила ли она кровь на своей одежде. Я не знал, сказатьли ей об этом или нет. В конце концов решился:

"На твоем костюме кровь".

"Ты, наверное, никак не можешь побороть соблазн привиде белой одежды, – сказала она, но без всякой злобы. – Позвользадать тебе один вопрос. Отвечай правду или вообще не отвечай. Почему ты от насушел?"

Подумав с минуту, я ответил:

"Я хотел быть со своей тетушкой. Передо мной не стоялодругого выбора. А еще я должен был думать о других родных. Ты сама этознаешь".

"Но неужели мы были тебе не интересны? – спросилаона – В конце концов, ты ведь мог попросить меня время от времени доставлятьтебя домой. Наверняка ты знаешь, как велики мои силы".

Я покачал головой.

"Я не виню тебя за то, что ты отвернулся отменя, – сказала она, – но отвернуться от такого мудреца, как Арион?Мне это кажется опрометчивым".

"Наверное, ты права, но пока я должен быть здесь.Позже, возможно, я примкну к свите Ариона".

Она улыбнулась. Пожала плечами.

"Прекрасно. Оставляю тебе Хижину Отшельника, моймальчик", – с этими словами она исчезла. Так закончилась нашакороткая встреча.

Вот и вся моя история.

Мы сидели в тишине. До рассвета оставалось часа два, и мнеказалось, будто вся моя жизнь собрана в комочек, прижатый к сердцу, и, хотя ябыл грешником, сейчас не совершил греха и ничего не утаил. Я раскрыл все картыи теперь гадал, нет ли где сейчас поблизости Гоблина, слушал ли он меня илинет.

Лестат, молчавший все это долгое время, выждал весомую паузу,а потом заговорил:

– Твой эпилог был очень подробный, но ты не упомянул ободной персоне. Что стало с Моной Мэйфейр?

Я поморщился.

– Я так и не получил ни одного сообщения по электроннойпочте, ни одного телефонного звонка от Моны, и за это я благодарю Бога. Майклили Роуан однако периодически позванивают. Я слушаю их, а сам дрожу. А вдругэта всесильная пара поймет что-то по тембру моего голоса? Но пока вроде быэтого не случилось. Они сообщают мне последние новости. Мона находится визоляции. Мона на диализе. Моне не больно.

Примерно полгода назад или чуть больше Роуан прислала мнеотпечатанное письмо, написанное от имени Моны, где говорилось, что Моне удалилиматку, и она захотела, чтобы я это знал. "Возлюбленный Абеляр, яосвобождаю тебя от всех обещаний", – продиктовала Мона своей опекуншеРоуан. Все надеялись, что операция поможет Моне, но этого не произошло. Монавсе чаще и чаще нуждалась в диализе. Остались еще лекарственные средства,которые они могли попробовать.

В ответ я совершил налет на все цветочные магазины НовогоОрлеана, где скупил все букеты, корзины и вазы с цветами, прибавив к нимзаписки, продиктованные по телефону, в которых клялся в вечной любви. Я неосмелился послать хоть что-нибудь, до чего дотрагивались мои руки. Мона моглавзять такую записку и сразу ощутить сидящее во мне зло. Я просто не мог такрисковать.