– Спасибо, гадкая маменька! Век не забудувашей милости! – пропыхтел нагруженный кикимор, кроме копья тащивший ещесумку с ноутбуком и связку книг. По всезнайской своей привычкевалькирия-одиночка вечно читала десяток книг одновременно, причем добруюполовину из них кусками и из середины.

У здания Московского вокзала в сизых сумеркахстояли двое – молодая женщина в очках, обмотанная уходящим в бесконечностьбелым шарфом, и мальчик лет семи. Мать, глядя вверх, проводила пальцемизвилистую черту, призывая сына обратить внимание на архитектуру. Сын кархитектуре был равнодушен и пытался потерять свой указательный палец в носу.

Ирка улыбнулась. Маму, которая воспитываетгения, видно сразу. У нее почти всегда бывает твердый взгляд,спокойно-вопросительная улыбка и настойчивый голос, менторски всплескивающий изамирающий на конце фразы.

Ирка подумала, что, если у нее у самойкогда-нибудь будут дети, она не станет растить их гениями. Разве только научитчитать года в три, разговаривать месяцев в семь и… Тпрру! На этом лучшеостановиться, а то, пожалуй, и у нее самой скорее, чем она думает, появитсятакой же шарф.

По длинным проспектам, заглядывая в арки, бродилистылые ветры. Знакомиться с ними Ирке не хотелось. От Московского вокзала доВасильевского острова она доехала маршруткой. Пассажиры бились о зачехленноекопье коленями, спотыкались о рюкзак, но не злились, а лишь укоризненновскидывали на Ирку глаза.

– В Москве бы меня уже убили, –пробормотала Ирка, сравнивая питерские маршрутки с московскими.

Сидевший рядом парень студенческого видаповернул к ней розовое лицо.

– Не-а. В Москве больше орут, но рук нераспускают. В Питере орут меньше, но руки распускают значительно чаще, –со знанием дела произнес он.

Наблюдение оказалось точным. Минут черездесять, когда парень уже вышел, втиснувшийся на его место здоровяк сердито пнулкопье, попутно наступив на ласты Антигону.

– Эй ты, психопатио истериотти! Еще разтак сделаешь, коленки будут гнуться в другую сторону! – предупредил егоАнтигон.

Здоровяк испуганно взглянул на ребенка,говорившего скрипучим старческим голосом, и на всякий случай отодвинулся.

Ирка мало-помалу просыпалась. Настроение у нееулучшилось, что немедленно сказалось и на восприятии окружающего. Курицасонного утреннего города ожила, разморозилась и зашевелила крылышками.

Нужный дом по Большому проспекту Ирка нашласразу. Ей даже не представился случай заблудиться. Водитель, которому онаназвала адрес, остановился прямо напротив. Ирка вышла и ссадила Антигона,который долго с воплями выдергивал застрявшее между креслами копье. Гильотиннаядверь маршрутки хлопнула, и микроавтобус умчался.

Дом оказался последним в ряду, не слишкомдалеко от портовых кранов. Он был громоздким, длинным. Ввысь не рвался, но наземле стоял прочно, подозрительно поглядывая на мир небольшими, утопленными вмассивных стенах окнами.

Прежде чем войти в подъезд, Ирка отыскалаплощадку напротив бензоколонки, за которой ей поручено было наблюдать. Детскаягорка, турник. Забытая в песочнице синяя лопатка и несколько пивных жестянокпод мокрой от ночного дождя скамейкой. Дневной приют детей с мамами, студентови смирных городских пьянчужек. Весь джентльменский набор большого города.

Некоторое время Ирка трепетно созерцалаплощадку, напряженно ожидая, что сердце проснется и что-то подскажет. Ничегоподобного! Сердце молчало и лишь огрызалось, как партизан на допросе.

Подбежала крупная молодая собака, тощая, сребрами, обозначенными, как на анатомическом пособии. Очень серьезно, незаигрывая и не попрошайничая, она обнюхала Ирке руки и отбежала. Иркапопыталась посмотреть на собаку истинным зрением, но увидела только то, что у собакиблохи, а на задней ляжке следы глубокого, но неплохо заживающего укуса.

Ирка окликнула собаку и бросила ей остатки едыиз пластиковой коробки, которую ей дали в поезде. Пес вернулся, внимательно всеобнюхал, но съел только сливочное масло.

– А ну пошел отсюда! Собачек небоськормите, а слуга у вас две недели уже не пнутый! – завистливо топая на псаластами, крикнул Антигон.

Собираясь уходить, Ирка машинально взяла уАнтигона копье, сделала шага два и внезапно ощутила, как футляр от бильярдногокия дрябло провис у нее в руке. Первой мыслью было, что копье сломалось вмаршрутке, но тотчас по весу Ирка осознала, что причина в ином. В футляребольше ничего нет. Копье, упорно не желавшее исчезать вот уже несколько дней,теперь удалилось само собой.

Ирке захотелось немедленно призвать его, чтобыпроверить, отзовется оно или нет, но что-то подсказало, что делать этого неследует. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

Антигон нетерпеливо прыгал у подъезда. Глухаяжелезная дверь была недавно покрашена в серебристо-серый цвет. Причем красилитак старательно-злобненько, что закрасили даже и кнопки домофона. Несколькосекунд Ирка соображала, как ей попасть внутрь, после чего догадалась достатьключ, который дала ей Фулона. На брелоке вместе с обычным ключом висел имагнитный. Она поднесла его к домофону, и тот запищал, как голодный птенец,увидевший мамочку.

Подъезд поражал своей масштабностью иодновременно запущенностью. Он был похож на узкий, непропорционально вытянутыйкверху пенал. Ступеньки выглядели так, будто им пришлось выдержать минометныйобстрел. Ирка на мгновение остановилась, вслушиваясь в сонную тишину подъезда,и решительно двинулась вперед.

Кикимор, тащившийся сзади, с отставаниемступенек на пять, неожиданно издал горлом неясный возглас. Ирка обернулась иувидела, что кикимор исчез.

– Антигон! – окликнула она нервно.

Никто не отозвался. Снаружи кашлял случайнымизвуками город. Натянутой стальной струной гудел кран в порту. Где-то наверху,довольно далеко, хлопнула дверь. Пока Ирка соображала, каким образом кикимормог умчаться вперед, кто-то несильно, явно отвлекая внимание, дернул ее сзадиза рюкзак. Ирка стала поворачиваться, но тотчас чьи-то холодные ладони закрылией глаза.

Валькирия-одиночка всегда считала, что у неехорошая реакция. Однако чем больше человек уверен в каком-либо из своихдостоинств, тем сильнее он заблуждается. Это непреложное правило ей сейчас идоказали более чем наглядно.

Ирка попыталась освободиться, но держали еекрепко. Можно было, конечно, сделать что-нибудь в меру кардинальное, например,сломать нападавшему мизинец или ударить его каблуком по подъему ноги, однако сэтим Ирка пока не спешила. В конце концов, вреда ей пока не причиняли. Дажебольно не делали. Кроме того, Ирка сообразила, что, напади на нее темный страж,ее голова давно бы уже прыгала по ступенькам. Церемониться бы с ней точно нестали.