Она попыталась, но так и не сумелапредставить, как какая-нибудь бабулька сможет сидеть в ванне, когда тут же, вметре от нее, через занавесочку, гоняют чаи два коммунальных соседа.

Матвей охотно пояснил, что они в доходном доме1911 года постройки. Доходный – это значит под сдачу. Учитывая, чтоВасильевский остров считался тогда дремучей окраиной, дом, мягко скажем,строился не для богатых. Ванная в нем была не предусмотрена. Водопровод сканализацией тоже. Когда, лет через сорок уже, стали устраивать кухню и ванную,не придумали ничего лучше, чем занять под это крайнюю комнату.

Вдоль левой стороны коридора тянулся длинныйстол-верстак с полками, на которых помещались многочисленные части горныхвелосипедов. Судя по числу рам, велосипедов было не меньше трех. На стеневисели доски для виндсерфинга, серфинга и кайта, а все пространство под нимизанимали постеры с профессиональными серфингистками. Серфингистки были девушкикак на подбор видные, но, на придирчивый взгляд Ирки, с короткими ногами.

– Никакой мистики! Чем центр тяжестиниже, тем больше устойчивость, – пояснил Матвей, предупредительно разорвавдистанцию, чтобы не поплатиться за очередное подзеркаливание. – Соседейтут двое, – продолжал он. – Один, Игорь, парень-студент. Это егодоски и велосипеды… А вот со второй соседкой я познакомился ближе, чем хотелосьбы. Активная такая дама. В квартиру меня пускать не хотела. Я дверь открываю, аона ключ мой с другой стороны своим ключом выталкивает.

– Ты ей ничего не сделал? – сбеспокойством спросила Ирка.

– Да не, ничего. Только посадил в тот жеящик, что и Антигона… Шучу! Поладили потом. Ты ее увидишь. Зовут Инга Михайловна.Она такая подтянутая вся, правильная. На кухне у нее пять ведер, в которые онасобирает мусор разных сортов. Пластиковые банки отдельно, жестянки отдельно,бумагу отдельно.

– Разве это плохо? По-моему, правильно.Просто Европа, – одобрила Ирка, сроду не имевшая помойного ведра, но побытовой лени заталкивавшая мусор внутрь пустых молочных пакетов.

– Хорошо-то хорошо, – согласилсяБагров. – Но если что-то случайно опрокинешь, она орать начинает. Она изтех экологов, у которых на лбу написано: «Растерзаю за раздавленного таракана».По мне так в первую очередь человек должен любить людей. А мусор иантарктических пингвинов только от крайних излишков любви, которых обычно небывает.

– Странно. Вроде хорошо, а на самом делеплохо, – сказала Ирка, представляя себе Ингу Михайловну как маленькую икругленькую женщину с поджатыми губами.

– Я не говорю, что плохо. Но естьнастоящая любовь к людям, которая уже потом переливается и на все другие живыесущества, а есть любовь замещающая, пустая и фальшивая. Это когда человек любитисключительно кошек, собак, попугайчиков, бенгальских тигров или дельфинов.Любит до безумия, до повизгиваний, ненавидя все остальное и замещая любовь кчеловеку любовью к кошке или птичке. Такой человек легко произносит что-нибудьв духе: «Только моя собака меня понимает» или «Всех людей в мире не променяю наодного волнистого попугайчика!» – серьезно сказал Багров.

Ирке надоело стоять в коридоре с рюкзаком, иона толкнула дверь в комнату. Комната оказалась лучше и просторнее, чем можно былоожидать снаружи. Не исключено, что кто-то из валькирий, скорее всего любившаяуют Гелата, тайком от Фулоны немного похимичил здесь с пятым измерением.Поперек комнату удачно разгораживали книжные полки, так что получились двевполне независимые и автономные жилые зоны.

– Чур, я у окна! – заявила Ирка.

– А я? – грустно спросил Багров.

– А ты будешь сторожить дверь, чтобы меняне украли, а украли тебя!

Ирка бросила на кровать сумку с ноутбуком,скинула рюкзак и отправилась умываться. После поезда у нее было острое ощущениесобственной нестерильности.

– Осторожно! Вода горячая! –запоздало крикнул ей вслед Багров.

– Я не морж, чтобы умываться холо… аааа!аааа!

– Я предупреждал! – укоризненнопроизнес Матвей.

– Ты предупреждал «горячая», а надо былопредупреждать: «чокнутый кипяток»!!! – завопила Ирка. – Улавливаешьсемантическую разницу?

Багров засмеялся.

– Чего ты смеешься? – взвилась Ирка.

– Ты даже когда злишься – употребляешьзаумные слова. Надо будет как-нибудь уронить тебе на ногу молоток и послушать,что ты скажешь.

Ирка от неожиданности перестала злиться инаморщила лоб. Вопрос был интересный.

– Наверное, попытаюсь проследитьтрансформацию образа молотка в мировой литературе, взяв в качестве первообразамолот какого-нибудь Тора. Потом, всесторонне выяснив все пласты, вычленю некиеобщие черты, характеризующие все молотки и молоты, а именно жесткость,грубость, и перейду к рассуждению о том, что конкретно хотело сказать мне втвоем лице коллективное бессознательное, когда позволило молотку вторгнуться вграницы моего физического «Я»!

Ирка с торжеством уставилась на Багрова исобралась развивать тему дальше, но неожиданно короткая сильная боль навылетпросверлила ей виски. Ирке почудилось, что она ослепла. Перед глазами заплясалибелые огненные пятна, какие бывают от направленной в лицо лампы.

Она упала на колени, едва не ударившись носомо ванну, но тотчас вскочила. Мгновением позже до слуха Ирки долетелподозрительно знакомый вопль. Оттолкнув Багрова, она кинулась к окну и увидела,как двое приземистых мужчин под локти несут куда-то Антигона, а он бьет ногамии верещит. Успела Ирка увидеть и грязно-желтую машину, за задним стекломкоторой угадывался бледный овал чьего-то лица.

Ирка призвала копье и уже занесла руку дляброска, но, раздумав, повернулась и метнулась вниз по лестнице. Можно было,конечно, телепортировать, но экстренные телепортации редко бывают удачными.Загрохотали ступени. Матвей, поначалу отставший, нагнал ее уже внизу.

Когда Ирка и Багров выбежали на улицу, нимужчин, ни схваченного ими кикимора уже не было. Там, где недавно стоялавтомобиль, на асфальте остался синеватый след шин. Как видно, водительсорвался с места резко, с пробуксовкой.

Ирка сгоряча пробежала метров сто, после чеговернулась к ожидавшему ее Матвею. Тому с самого начала ясно было, что догнатьлегковую машину бегом – иллюзия.

– Не успели! – воскликнула Ирка.

– Почему ты не бросила копье? Убила быхоть одного, а я допросил бы труп!.. Не успели бы они затолкать его вбагажник! – сказал Багров, своим повышенным гуманизмом подтверждая, чтоего учитель-волхв занимался далеко не одним только сбором лекарственных трав.