— Она что, придумала все это? — спросил я.

— О ребенке-то? Не знаю. Но я лично считаю — да.

— И тебя возмущает, что твой дедушка купился на эту басню?

— О, дедушка вовсе не купился. — София рассмеялась. —Дедушка никогда ни на что не покупался. Он хотел заполучить себе Бренду. Онотдавал себе полный отчет в своих действиях — и все вышло в соответствии с егопланом. С точки зрения дедушки этот брак был чрезвычайно удачен — как и всеостальные его деловые операции.

— А приобретение Лоуренса Брауна в качестве учителя тожеможно считать одной из наиболее успешных операций твоего деда? — ироническиосведомился я.

София нахмурилась.

— Знаешь ли, вполне возможно, что да. Дедушка хотел видетьБренду счастливой и довольной. Может быть, он решил: нарядов и драгоценностейнедостаточно для ее счастья. И решил удовлетворить мечту Бренды о некоемромантическом увлечении. Он прикинул, что молодой человек типа Лоуренса Брауна— по-настоящему домашний и спокойный, если ты понимаешь, о чем я говорю, —вполне подойдет для этой цели. Возвышенная платоническая дружба с оттенкомпечали, которая, безусловно, отвлечет Бренду от возможных поисков любвигде-нибудь на стороне. Возможно, дедушка руководствовался в своих действияхименно такими соображениями. Он был старый хитрый черт, знаешь ли.

— Да, похоже на то.

— Конечно, он не мог предвидеть, что все это кончится егонасильственной смертью… И именно поэтому… — Голос Софии зазвучал с неожиданнойстрастью: — Именно поэтому я не верю, что это на самом деле сделала Бренда.Ведь если бы она или Лоуренс собирались убить дедушку, он обязательно знал быоб этом. Наверное, тебе это кажется странным рассуждением…

— Должен признаться, да.

— Но ты просто не знал дедушку. Он не стал бы потворствоватьсобственным убийцам… Ну вот опять! Опять глухая стена…

— Бренда напугана, София, — сказал я. — Страшно напугана.

— Инспектор Тавернер со своим славным коллегой? Должнапризнать: выглядят они устрашающе. Лоуренс, полагаю, бьется в истерике?

— Почти. Он был жалок. Не понимаю, что Бренда могла в немнайти.

— Не понимаешь, Чарлз? На самом деле Лоуренс весьмапривлекательный мужчина.

— Этот слабак?! — искренне удивился я.

— Почему-то мужчины всегда считают, что представительницыпрекрасного пола непременно отдают предпочтение угрюмым грубым существам типанеандертальца. У Лоуренса безусловно есть достоинства… Но не думаю, что тысможешь оценить их. — София внимательно взглянула на меня: — Да, Бренда глубокозапустила в тебя свои когти.

— Не говори глупостей. Она даже не симпатична… И она вовсене…

— Не пыталась обольстить тебя? Конечно, нет. Она просторазжалобила тебя. Она не особенно красива и вовсе не умна — но у нее есть одновыдающееся качество: она умеет приносить неприятности. Она уже встала междутобой и мной.

— София! — ошеломленно воскликнул я.

София направилась к двери.

— Забудь этот разговор, Чарлз. А сейчас я должна занятьсяленчем.

— Я помогу тебе.

— Нет, останься здесь. Присутствие джентльмена на кухнестрашно смутит Нэнни.

— София! — окликнул я девушку, когда она уже выходила.

— Да?

— А почему вы не держите в доме прислугу? Какое-нибудьсущество в передничке и накрахмаленном чепчике?

— У дедушки был повар, две горничные и лакей. Ему нравилосьиметь слуг. Он щедро платил им, и они были искренне преданы ему. У Клеменси иРоджера есть приходящая работница для уборки комнат. Они не любят держатьприслугу — верней, Клеменси не любит. Если бы Роджер не перекусывал в Сити, онбы умер от истощения. Клеменси считает, что еда — это салат-латук, томаты итертая морковка. Мы иногда нанимаем горничных, но когда мама закатываеточередную истерику, они нас покидают. Тогда какое-то время нас обслуживаютприходящие работницы. Сейчас у нас именно такой период. Нэнни живет с намипостоянно и прекрасно справляется со всеми трудностями. Вот и все.

София вышла. Я устроился в одном из огромных парчовых кресели погрузился в размышления.

Совсем недавно наверху я смотрел на ситуацию глазами Бренды.Здесь только что я смотрел на ситуацию глазами Софии. И я прекрасно понималточку зрения Софии, которую можно было бы назвать точкой зрения семействаЛеонидисов. Их возмущало присутствие в семейном гнезде чужака, пробравшегосясюда, как они полагали, бесчестным путем. И по-своему они были правы. Каксказала София, будучи изложенной на бумаге, история Бренды не показалась быкрасивой…

Но все-таки по-человечески я мог понять Бренду — а они немогли. Они всегда были богаты, всегда имели положение в обществе и непредставляли себе, какие искушения могут подстерегать обездоленного человека.Миссис Леонидис мечтала о богатстве, роскошных туалетах, драгоценностях ибезопасности — и о своем доме. И Бренда утверждала, что в обмен на все это онаподарила своему старому мужу счастье. И я сочувствовал ей. Да-да, когда яразговаривал с ней, я определенно сочувствовал ей… А сейчас?

Две стороны вопроса…

Разные точки зрения… И где же истина?..

Накануне я почти не спал ночью и встал очень рано, чтобысопровождать Тавернера в Суинли-Дин. Теперь же, в теплой, напоенной ароматомцветов гостиной Магды Леонидис, в глубоком мягком кресле я был не в состояниишевельнуть ни рукой ни ногой… Глаза мои слипались…

Какие-то бессвязные мысли о Бренде, Софии и старике спортрета проплывали в голове и таяли в легком тумане…

Я уснул…

Сознание возвращалось ко мне очень медленно: сначала я дажене понял, что просыпаюсь.

Тяжелый аромат цветов кружил голову. Напротив меня парило ввоздухе круглое бледное пятно. Только через несколько секунд я понял, чтосмотрю на человеческое лицо, находящееся в двух-трех футах от меня. Наконец янашел в себе силы сфокусировать взгляд: это было личико гоблина — круглое, согромным выпуклым лбом и крохотными глазками-бусинками. Существо очень серьезнонаблюдало за мной.

— Привет, — сказало оно.

— Привет, — сонно моргая, откликнулся я.

— Я Джозефина.

Это я уже понял. Сестре Софии на вид было летодиннадцать-двенадцать. Этот феноменально безобразный ребенок внешностьюнапоминал дедушку. В девочке можно было предположить и острый ум Аристида.