Итак, – продолжал доктор после некоторого раздумья. – Вот выутверждаете, что миссис Эрджайл была замечательной матерью. В этом неприходится сомневаться. Она хотела быть ею и прилагала к этому немалые усилия.Но она зашла слишком далеко со своими благодеяниями.

– Это были не ее родные дети, – заметил Калгари.

– Именно, – согласился Макмастер. – Вот в этом-то, как япредставляю, и состоит затруднение. Вы понаблюдайте за всякой нормальнойкошкой. Она отчаянно защищает своих котят, расцарапает любого, кто к нимприблизится. Но вот проходит неделя, другая, и кошка начинает подумывать особственной жизни, выходит немного поразмяться. Ей хочется отдохнуть от своихмалышей. И хотя она по-прежнему их защищает, когда чувствует опасность, нотеперь уже не докучает им беспрерывно. Она все еще забавляется с ними, но, когдаони чересчур расшалятся, задаст им трепку и промяукает, что ей хочется побытьодной. И это вполне естественно. По мере того как котята подрастают, кошка всеменьше о них заботится и все чаще вспоминает про соседских котов. Это и естьнормальная семейная жизнь. Я наблюдал многих девушек и женщин с сильнымиматеринскими инстинктами, им до смерти хотелось замуж, но больше всего имхотелось стать – хотя сами они этого не осознавали – не женами, но матерями.Потом появлялись дети. Молодые матери были счастливы и довольны, жизньпринимала для них нужные очертания. Они уделяли внимание мужьям и делам округи,сплетничали и, разумеется, не забывали о детях.

Но все в нормальных пропорциях. Материнский инстинкт в чистофизическом смысле был удовлетворен. Итак, миссис Эрджайл отличалась сильнымматеринским инстинктом, но не получала физического удовлетворения, возникающегопри вынашивании детей. А потому материнские позывы ни на минуту не умолкали. Ейхотелось детей, много детей. А их не было. Мужа она не замечала, воспринимаяего как находившуюся вблизи приятную абстракцию, и думала о детях. О том, каких кормит, одевает, играет с ними, заботится о них. Слишком много она для нихсделала. Единственное, в чем отказывала и в чем они больше всего нуждались, такэто в такой безделице, как возможность выскочить из-под ее крылышка. Они неиграли в саду, подобно заурядным детям в округе. Нет, в их распоряжениинаходились многочисленные приспособления в виде трапеций и разнообразныхсооружений, летний дом, укрытый деревьями, и специально завезенный песок, изкоторого соорудили на реке маленький пляж. Они не пробовали обычную, простуюпищу. Еще бы, этим детям подавались отборные овощи, стерилизованное молоко,специально обработанная вода, каждая калория взвешивалась, витамины подсчитывались!Я бы не был профессионалом, если б вам об этом не рассказал. Миссис Эрджайл небыла моей пациенткой. Если случалась нужда в докторе, она ездила в Лондон кодному врачу на Харли-стрит. Ездила нечасто. Это была крепкая и здороваяженщина. Я, как местный врач, осматривал ее детей. Впрочем, она полагала, что янедостаточно внимателен, поскольку уговаривал ее разрешить им поесть чернойсмородины с кустов. Я полагал, что нет ничего страшного, если они промочат ногиили у них невзначай заболит голова. Не беда, когда у ребенка температуратридцать семь градусов. Если она не выше тридцати восьми, то и нервничать нестоит. Дети были избалованы, их кормили с ложечки, над ними тряслись, иххолили, но пользы от этого не было.

– Вы хотите сказать, что именно такое воспитание испортилоДжако?

– Я имел в виду не только Джако. Джако, по моему разумению,с самого начала имел дурные наклонности. К таким обычно приклеивают ярлык«неуравновешенного ребенка». Ценность у него, как и у всякого другого ярлыка.Эрджайлы ни в чем ребенку не отказывали, делали все, что могли. Я на своем векунемало таких Джако повидал. С течением времени, когда мальчишка безнадежноиспортится, родители жалуются: «Если бы я с ним обращался построже, когда онбыл маленьким!», «Я был слишком суров, надо бы подобрее». Правда, лично я неверю, что воспитанием можно многое изменить. Если у ребенка плохой характер, тоуж ничего не поделаешь. Одни становятся преступниками потому, что имели трудноедетство и видели слишком мало любви, другие – потому, что были слишкомизбалованы. Многие из них все равно пошли бы по кривой дорожке. Джако,по-моему, относится к последней категории.

– Так вы не удивились, когда его арестовали по обвинению вубийстве?

– Откровенно говоря, удивился. Не потому, что мысль обубийстве не вязалась с обликом Джако. Подобного молодца с полным правом можноназвать бессовестным. Меня поразил сам характер убийства. Да, мне был знакомего неистовый темперамент. Еще ребенком он частенько бросался на какого-нибудьмальчика, бил его тяжелой игрушкой или деревяшкой. Но набрасывался он, какправило, на младшего, и, кроме того, действиями Джако в такие минуты руководилане слепая ярость, а желание чем-либо овладеть. Я бы не удивился, если бы узнал,что Джако замешан в убийстве, когда пару мальчишек-грабителей настигает полицияи наш Джако подстрекает: «Хлопни его по башке, голубчик. Пусть возрадуется.Пристрели-ка его». Подобные типы одержимы желанием убить и нередко выступают вроли подстрекателей, но у них не хватает решимости убить самому. Такие вотдела. Теперь выясняется, что я был прав.

Калгари, потупив взгляд, пристально разглядывал потертыйковер, на котором с большим трудом различался первоначальный рисунок.

– Не представлял себе, – сказал он, – какие трудности меняожидают. Не понимал, какие последствия вызовет мое сообщение. Что может… чтодолжно…

Доктор дружелюбно кивнул.

– Да, – проговорил он. – Похоже на то, а? Похоже, вы угодилив самое пекло заварушки.

– Поэтому и пришел посоветоваться с вами. Наверное, укаждого из них были очевидные основания разделаться с нею.

– Очевидных не было, – возразил доктор. – Но если немногокопнуть… то да, думаю, наберется изрядное количество мотивов для убийства.

– А именно? – спросил Калгари.

– Вы уверены, что взялись за свое дело?

– Уверен, такова моя участь.

– Наверно, на вашем месте и я бы так решил… Не знаю. Что ж,начну с того, что никто из них не чувствовал себя полноправным хозяином. Покрайней мере, при жизни матери… буду так называть ее для краткости. Она их всехдержала в руках, всех без исключения.

– Каким образом?

– Хотя в финансовом отношении она полностью обеспечила своихдетей, образовав для них фонды с доверительным управлением, практически они былилишены самостоятельности, им приходилось во всем руководствоваться пожеланиямисвоей матери.

Он помолчал немного и снова заговорил:

– Интересно было наблюдать, как все они пыталисьосвободиться от материнской опеки. Мать планировала будущее своих детей, и этобыли неплохие планы. Она поселила их в прекрасном доме, дала им хорошеевоспитание, у них не переводились карманные деньги. Каждый из них получилсолидное профессиональное образование в той области деятельности, которую онаже для них избрала. Она относилась к ним так, словно это были ее собственныедети. Но ведь на самом деле это были не ее дети! У них были совершенно иные,чем у приемных родителей, инстинкты, чувства, способности, наклонности. ЮныйМики ныне торгует автомобилями. Хестер удалось убежать из дома, чтобылицедействовать на подмостках. Она влюбилась в одного непристойного субъекта, акак актриса оказалась совершенно бездарна. Поэтому ей пришлось возвратитьсяназад в «Солнечное гнездышко» и признать – а уступать она не любила, – что матьоказалась права. Мэри Дюрант во время войны, вопреки предупреждениям матери,вышла замуж. Ее муж был умным и храбрым человеком, но в деловых вопросахсовершенная бестолочь. К тому же заболел полиомиелитом, и в «Солнечноегнездышко» его доставили уже инвалидом. Миссис Эрджайл настаивала, чтобы онижили там постоянно, но Мэри всеми силами этому противилась. Она хотела иметьдля себя с мужем собственный дом и, несомненно, не возражала бы, если бы еемамочка умерла.