Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнююодержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая инепредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная илегкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная иманящая.

И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкуювойну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой.Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделатьэто. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что онв жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался,когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова незасмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередитпоняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глазазажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно этозаставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:

— Я не принимаю решений, лежа в постели.

Но Мередит не поддалась на удочку.

— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? —осведомилась она с дразнящей улыбкой.

— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такойзаразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.

— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:

— Мир?

Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередитпоспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:

— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое очем.

— О чем именно?

— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского участка, —полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечаниязаставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть еслисуд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стануиспытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, тыпонимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.

Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.

— Остается только восхититься твоей откровенностью иупорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать,прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержкии все-таки проиграешь.

Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участказначила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выигралагораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радостьжизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе ипринять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и наскольковозможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:

— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничениесвободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?

Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:

— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намеренасудиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с цельюобмана третьей стороны.

— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованноосведомилась она.

— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.

— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.

— Очень советую.

Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. Ив это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенныймежду ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока нерассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянулаМэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала,как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, еголадонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердоепожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойноответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание спрошлым. Оно ушло навек.

Словно два незнакомых человека, неожиданно разделившихчто-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались,сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, аМередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как онабрезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше отглаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновьобретая спокойствие, объявила:

— Не знаю, как ты чувствуешь себя сегодня утром, и не думаю,что ты слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.

— Все выглядит ужасно вкусно, — кивнул Мэтт, обозреваястоявшие на подносе предметы. — Касторка — мое любимое блюдо, конечно, вкачестве закуски. Наверное, эта вонючая мазь в синей банке — основное блюдо?

Мередит разразилась смехом.

— Я просто хотела тебя разыграть, потому и принеслакасторку, — объяснила она.

Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал,как его глаза сами собой закрываются. Дремотные волны накатывали на него, авеки потяжелели, словно булыжники. Он чувствовал себя не столько больным,сколько смертельно усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятыетаблетки.

— Очень благодарен тебе, но я не голоден, — вздохнул он.

— Я так и думала, — кивнула она, изучая его лицо состранно-нежным выражением, смягчившим ее бирюзовые глаза в это утро. — Но тебевсе равно нужно есть.

— Зачем? — суховато осведомился он и вдруг, хотя изапоздало, сообразил, что Мередит действительно принесла ему завтрак в постель…та самая Мередит, которая не умела включить плитку одиннадцать лет назад и нехотела даже попробовать научиться.

Тронутый такой заботой, он вынудил себя приподняться, полныйрешимости съесть все, что она приготовила. Мередит села рядом.

— Нужно поддерживать силы, — наставительно объявила она и,подняв с подноса стакан с белой жидкостью, протянула его Мэтту.

Тот настороженно повертел его в руках:

— Что это?

— Я нашла в шкафу банку со сгущенным молоком, подогрела егои разбавила.

Мэтт сделал гримасу, но покорно поднес стакан к губам исделал глоток.

— С маслом, — добавила Мередит, когда он подавился.

Мэтт прислонился головой к подушке и закрыл глаза.