— И он застрелил папу, чтобы не платить деньги?

— Вроде того.

— А судью он застрелил?

— Нет.

Джеми кивнул и надолго замолчал, обдумывая услышанное.Прошло сколько-то времени, он слегка расслабился, и Лиз крепче прижала его ксебе. От всего, что у нее когда-то было, у Лиз остались только дети. О них онаи должна была сейчас думать.

Но сказать это было гораздо проще, чем сделать.

Наступивший день оказался гораздо более тяжелым, чем онаожидала. С самого утра вся семья отправилась в траурный зал. Дети разрыдались,как только увидели гроб, стоявший на небольшом мраморном постаменте.

Рядом с гробом и на его крышке лежали живые цветы.

Лиз хотела, чтобы это были белые розы, и теперь в воздухеплыл их тяжелый, густой запах, от которого у нее закружилась голова.

Довольно долгое время все молчали; в зале раздавались толькоприглушенные всхлипывания и рыдания.

Потом Виктория и Джеймс увели детей; некоторое время спустявышли и остальные родственники, и Лиз осталась один на один с закрытым гробом,в котором лежал человек, которого она любила на протяжении почти двух десятковлет.

— Как это могло случиться? — прошептала она,опускаясь рядом с гробом на колени. — Как мне жить без тебя?..

Она стояла на коленях на толстом ковре, положив руку напрохладное полированное дерево, и слезы текли по ее щекам. Лиз было невыносимотяжело — намного тяжелее, чем она могла себе представить, чем она моглавыдержать. Но теперь у нее не было другого выхода. Она должна была вынести всеесли не ради себя, то хотя бы ради их с Джеком детей.

Кто-то тронул ее за плечо. Это была Виктория, которая пришлаза ней, и Лиз поняла, что стоит здесь уже довольно долго. Кивнув подруге, она струдом поднялась на ноги и вышла наружу, где ее дожидались остальные. Онисобирались зайти куда-нибудь, чтобы перекусить. Лиз тоже поехала с ними, ноесть ей не хотелось.

С отрешенным спокойствием она наблюдала за тем, как Питерподдразнивал сестер, стараясь хоть немного развлечь, и даже выдавила из себяулыбку, когда дети в конце концов стряхнули с себя мрачное оцепенение иразговорились. И все же Лиз не могла не заметить, что за прошедшую ночь всепятеро — включая Джеми — как-то вдруг повзрослели. Во всяком случае, онистарались держаться, старались быть сильными, чтобы не быть обузой дляостальных.

После того как они съели по гамбургеру и запили егокока-колой, Кэрол отвезла детей домой, а взрослые родственники вернулись втраурный зал. Почти до самого вечера не иссякал поток желающих проститься сДжеком. Люди приходили, чтобы отдать ему последний долг, выразить своесочувствие Лиз, просто поплакать и поговорить друг с другом за пределамитраурного зала. Вся церемония неожиданно напомнила Лиз бесконечный прием —только без коктейлей, со слезами вместо смеха и с Джеком, лежащим в тяжеломгробу.

Она все ждала, что вот сейчас крышка откинется в сторону,Джек поднимется и скажет, что все это была просто неудачная шутка, он и недумал умирать, но ничего не происходило, и постепенно Лиз утверждалась в мысли,что он ушел от нее навсегда.

Второй день в траурном зале был похож на предыдущий. К концуего Лиз отупела от усталости и была близка к истерике, однако внешне онаказалась внимательной и настолько собранной, что многие даже подумали, будтоона приняла какое-то сильнодействующее успокоительное лекарство. Но Лиз нестала принимать таблетки, хотя Виктория и рекомендовала ей какое-то проверенноесредство. Словно автомат, она бездумно выполняла то, чего от нее ожидали, номысли ее были очень далеко.

Утро понедельника выдалось на удивление погожим и солнечным.Как и накануне, Лиз встала ни свет ни заря и приехала в траурный зал задолго доназначенного часа, чтобы побыть с Джеком наедине. Она дала себе слово, что нестанет открывать гроб, но сейчас ей очень хотелось сделать это, чтобы взглянутьна него в последний раз. Больше того: Лиз казалось, что она должна сделать это,но ей так и не хватило решимости позвать служителей и попросить снять крышку.Наверное, это было к лучшему, потому что образ Джека, лежащего в гробу,преследовал бы ее до конца жизни, а так она запомнила его живым, улыбающимся,любящим. И не имело значения, что в последний раз она видела его сначала наполу в офисе, а потом — на носилках в машине «Скорой помощи», потому что этобыли лишь короткие эпизоды, ступени на пути от жизни к смерти.

В конце концов Лиз тихо вышла из траурного зала и поехаладомой. Когда она вошла, оказалось, что дети — вместе с обоими своими дядьями,дедушкой и двумя бабушками — собрались в гостиной и ждут ее. Хелен была вчерном брючном костюме; девочки надели платья цвета морской волны с глухимворотом, Питер впервые облачился в темно-синий костюм, купленный ему Джеком надень рождения, а Джеми был в темно-серых фланелевых брюках и блейзере. Чтокасалось Лиз, то она еще утром решила надеть свое старое черное платье, котороеДжек любил больше всего, и черный кардиган, который одолжила ей Джин.

— Я готова, — просто сказала Лиз. — Можноехать.

Служба в церкви Сент-Хилари была очень красивой итрогательной. Кафедра и распятие были украшены живыми цветами, в позолоченныхканделябрах горели свечи, играла тихая музыка, и священник читал заупокойныемолитвы. Многие из присутствующих плакали, но Лиз сумела сохранить спокойствиедо самого конца службы, которая, к счастью, оказалась короткой. Зато всепоследующее представлялось ей каким-то хаосом. В зале ресторана, который Джин иКэрол сняли для того, чтобы приглашенные могли перекусить, собралось больше стачеловек, не считая официантов. От шума и духоты у Лиз разболелась голова. Потомбыли похороны, от которых у нее не осталось вообще никаких воспоминаний, кромеощущения непереносимой, ослепляющей боли. Лиз смутно помнила, как положила нагроб красную розу и поцеловала блестящее темное дерево. Кто-то взял ее под рукуи увлек в сторону; кажется, это был Питер, но Лиз почему-то чувствовала толькоузкую прохладную ладошку Джеми в своей руке.

Затем ее куда-то везли, о чем-то спрашивали, и она, кажется,отвечала, но подробности поездки совершенно стерлись из ее памяти. Более илименее Лиз пришла в себя только дома, когда настала пора прощаться сродственниками. Брат Джека улетал обратно в Вашингтон, его родителивозвращались в Чикаго, а брат Лиз уехал в Нью-Йорк еще раньше. Виктория тожесобиралась съездить домой. Она обещала, что завтра заедет к Лиз вместе смальчиками. Джин предстояло заниматься делами, поэтому они с Лиз решили, что ейтоже лучше ночевать дома. Только Хелен оставалась на ночь; впрочем, билет насамолет был уже у нее в кармане, и завтра утром ей нужно было спешить ваэропорт. Лиз таким образом оставалась совершенно одна, и одной ей предстояложить дальше.

Когда дети разошлись по спальням, Лиз и ее мать спустились вгостиную. Рождественская елка все еще стояла в углу, но разноцветные лампочкибыли погашены, а мишура и блестки странным образом потускнели и уже невыглядели атрибутами праздника. Даже хвоя, которая еще совсем недавно былаярко-зеленой и свежей, казалась какой-то поникшей.