С этими словами он сочувственно похлопал ее по руке и уехал,а Лиз, поспешно вытерев слезы, поднялась к себе в офис.

Она не была здесь с того дня, как погиб Джек. Одна мысль отом, что она снова увидит забрызганные кровью стены и ковер с кровавым пятномна полу, пугала ее чуть не до потери сознания, но все оказалось не так страшно.Умница Джин не сидела сложа руки и сумела привести офис в порядок. Она заменилаковер на новый и велела заново выкрасить стену, на которой запеклась кровьФилиппа Паркера. Теперь в комнате не осталось ничего, что бы напоминало опроисшедшей здесь трагедии.

— Уж не полицейскую ли машину я видела на стоянке паруминут назад? — спросила Джин, когда Лиз вошла в контору. — Что им отвас надо?

Она выглядела озабоченной, и Лиз улыбнулась. Она хотелапоблагодарить Джин за все, что та сделала, но говорить было по-прежнему трудно.К счастью, Джин поняла ее без слов. Кивнув, она вернулась к своему столику,чтобы приготовить Лиз кофе.

Лишь после того, как Лиз выпила полчашки, к ней вернулся дарречи.

— По пути сюда я два раза проехала на красныйсвет, — объяснила она. — Все могло кончиться скверно, если бы копменя не узнал. Он был настолько любезен, что проводил меня. И еще онпосоветовал мне некоторое время вообще не водить машину.

— В этом есть свой резон. — Джин нахмурилась.

— А как ты предлагаешь мне добираться до работы? —возразила Лиз. — Нанять лимузин с шофером, словно я кинозвезда или главарьмафии?

— Но вы всегда можете взять такси! — сказала Джин.

— Но это же глупо! В конце концов, я живу не так уждалеко.

— Будет еще глупее, если вы станете упорствовать.

Вы ведь можете кого-нибудь задавить. В таком состояниидействительно не стоит садиться за руль!

— Я в порядке! — возмутилась Лиз, но слова этидаже ей самой показались неубедительными. — Ладно, давай работать, —добавила она и вздохнула. Ей было очень трудно сосредоточиться на чем-то, кромесвоей боли, но она должна пересилить себя. Только работа могла спасти ее.

Как оказалось, Джин уже провела кое-какую подготовительнуюработу. Она обзвонила клиентов и отменила все встречи и все слушания, заисключением самых важных, отложить которые было нельзя. К счастью, эти слушаниябыли запланированы на конец недели, так что у Лиз было в запасе еще немноговремени, чтобы поработать с документами и определить стратегию ведения дела.Начала она с того, что продиктовала Джин письмо, в котором разъяснялаобстоятельства гибели Джека. Письмо следовало разослать всем постояннымклиентам и тем, чьи дела сейчас находились в работе. Хотя трудно былопредположить, чтобы кто-то из них оказался не в курсе. На протяжении всех рождественскихканикул не было ни дня, чтобы об этом не писалось в газетах и не упоминалось втелевизионных программах новостей. Впрочем, существовала вероятность, чтокто-то из клиентов уезжал на Рождество в другой город.

В письме Лиз сообщала, что отныне будет работать одна, ипросила клиентов своевременно расторгнуть с нею контракт, если по какой-либопричине это их не устроит. Далее она добавляла, если кто-то захочет, чтобы онаи дальше представляла его интересы, она готова вести дела, делая все, что в еесилах. Кроме этого письма, Лиз распорядилась отправить открытки со словамипризнательности всем, кто присылал ей цветы или звонил, чтобы принести своисоболезнования.

И она сама, и Джин были вполне уверены, что, за несколькимивозможными исключениями, основная масса клиентов останется при ней. Но,пожалуй, для Лиз это было бы слишком тяжело. Что бы она ни говорила матери,реальность состояла в том, что Лиз могла просто физически не справиться с такимколичеством работы. Ведь со смертью Джека ее нагрузка возросла почти вдвое, нодело было не только в этом. Главное, Лиз потеряла человека, который всегда былготов поддержать ее не только советом и делом, но и одним своим присутствием.Джек давал ей силы и энергию, а теперь Лиз могла рассчитывать только на себя.

— Как думаешь, я справлюсь? — спросила она у Джин.

Рабочий день не перевалил еще и за половину, а она ужечувствовала себя как выжатый лимон.

— Безусловно, справитесь, — уверенно ответилаДжин. Она хорошо знала, что Лиз была отличным адвокатом, способным с успехомдействовать самостоятельно. Конечно, работать в паре с Джеком ей было бы легче,однако дело было не только в той помощи, которую он подчас ей оказывал. С егосмертью Лиз утратила уверенность в себе, утратила мужество и своеобразныйкураж, без которого не может обойтись ни один адвокат. Она так и сказала Джин,но секретарша только качала головой.

— Вот увидите — вы справитесь, — повторилаона. — А я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам.

— Я знаю, Джин, знаю, — вздохнула Лиз. — Ты итак уже сделала для меня гораздо больше, чем любой другой человек на твоемместе. — Она бросила взгляд на новенький ковер, потом снова посмотрела наДжин, и глаза ее наполнились слезами. — Спасибо… — прошептала она и,поднявшись, пошла в кабинет Джека, чтобы разобрать дела.

В половине шестого вечера Лиз все еще работала.

Наконец ей пришлось буквально заставить себя убрать папки всейф — до завтра. Ей не хотелось возвращаться домой слишком поздно, потому чтоона знала, что дети будут ее ждать. Но работы все еще оставался непочатый край.Она могла бы в течение месяца сидеть в конторе сутками напролет и все равно непеределать всего.

Лиз взяла домой полный кейс бумаг, чтобы проглядеть их передсном, но это была капля в море. Кроме того, в конце недели ей предстоялозащищать интересы клиентов в суде, а к этому тоже надо было готовиться.

Когда Лиз вернулась, ей сразу показалось, что в доме как-тонеобычно тихо. Она даже решила, что дома никого нет, но, заглянув в кухню,обнаружила Кэрол и Джеми. Кэрол только что испекла печенье с шоколаднойглазурью, и Джеми задумчиво грыз одно из них, запивая молоком. Он даже непосмотрел на мать и не сказал ей ни слова, и Лиз почувствовала, как сердце еесжимается от жалости и беспокойства.

— Как дела в школе, дорогой? — спросила она, деланоулыбаясь сыну.

— Не очень хорошо, — честно ответил Джеми. Мнебыло очень грустно. Одна учительница даже плакала; она сказала, что ей жалконашего папу.

Лиз кивнула. Она отлично понимала, что чувствует Джеми. Засегодняшний день она сама несколько раз начинала плакать, когда посторонниевыражали ей свое сочувствие. Полицейский, мальчик-посыльный, который принес ейбутерброды в офис, аптекарь, к которому она зашла, чтобы получить лекарство дляДжеми, еще несколько знакомых, встреченных на улице, — все онируководствовались самыми лучшими побуждениями, но от этого Лиз было не легче.Стоило кому-то сказать, что он сожалеет, и Лиз не могла сдержать рыданий. Этослово буквально убивало ее. Пожалуй, ей было бы легче, если бы все они молчалиили делали вид, будто ничего не произошло.