— Я приехал к вам потому, что Джастина нуждается ввашей помощи, но не может вас об этом просить, — сказал Лион. — Выдолжны ее убедить, что надо опять жить настоящей полной жизнью… и не в Дрохеде,у Джастины своя, отдельная жизнь, с Дрохедой никак не связанная.

Он откинулся в кресле, заложил ногу на ногу, снова закурил.

— Джастина сейчас носит некую власяницу, казнит себя икается в несуществующих грехах. Только вы одна и можете ей это растолковать. Нопредупреждаю вас, если вы решите раскрыть ей глаза, она уже не вернется домой,а вот если станет продолжать в том же духе, так, пожалуй, вернется навсегда.Лион чуть помолчал.

— Для женщины с ее характером сцена — еще не все и уженедалек тот день, когда она это поймет. Ей станут нужны близкие люди, и придетсявыбирать: либо родные и Дрохеда, либо я. — Он улыбнулся, глядя на Мэггивсе понимающими глазами. — Но только близкие люди — это для Джастины тоженедостаточно. Если она выберет меня, она может сохранить и сцену, и вот этогопреимущества Дрохеда ей не даст. — Теперь он смотрел на Мэгги сурово, какна противника. — Я приехал просить вас постараться, чтобы она выбраламеня. Возможно, мои слова покажутся жестокими, но мне она гораздо нужнее, чемвам.

Но и к Мэгги вернулась обычная твердость.

— Дрохеда тоже не такой плохой выбор, — возразилаона. — Вы говорите так, будто на этом для Джастины все кончится, но высильно ошибаетесь. Она и сцену сможет сохранить. У нас тут есть отличнаялюбительская труппа. Даже если Джастина выйдет замуж за Боя Кинга — мы с его дедоммного лет на это надеемся, — пока она будет в разъездах, о ее детяхпозаботятся не хуже, чем если бы она вышла за вас. Здесь ее родной дом! Нашаздешняя жизнь ей знакома и понятна. Если она выберет Дрохеду, так не вслепую, апрекрасно зная, что ее ждет. А можете ли вы сказать то же самое о жизни,которая ждет ее с вами?

— Нет, — невозмутимо ответил Лион. — НоДжастина среди неожиданностей как рыба в воде. В Дрохеде она задохнется отоднообразия.

— Вы хотите сказать, что здесь она будет несчастна.

— Нет, не совсем. Я не сомневаюсь — если она решитвернуться и выйдет за этого Боя Кинга… кстати, кто он такой?

— Наследник соседнего имения, Бугелы, друг детстваДжастины, но хотел бы стать не только другом. Его дед желает этого брака, таксказать, из династических соображений, а я — потому что, на мой взгляд, именноэто Джастине и нужно.

— Понимаю. Что ж, если она вернется сюда и выйдет заБоя Кинга, она научится быть счастливой. Но ведь и счастье относительно. Едвали та жизнь принесет ей такое удовлетворение, какое она нашла бы со мной.Потому что Джастина любит не Боя Кинга, миссис О'Нил, она любит меня.

— Тогда она выбрала очень странный способ доказыватьсвою любовь, — заметила Мэгги и позвонила, чтобы подали чай. — Ипотом, мистер Хартгейм, я уже говорила, вы переоцениваете мое влияние на дочь.Джастина никогда ни в грош не ставила мои слова и тем более — мои желания.

— Вы умная женщина, — сказал Лион. — Вы исами знаете, что можете повлиять на нее, если захотите. Единственная мояпросьба — подумайте о том, что я сказал. Не торопитесь, время терпит, и я тожечеловек терпеливый и умею ждать.

— Тогда вы просто музейная редкость, — улыбнуласьМэгги.

Больше ни он, ни она об этом не заговаривали. Хартгеймпровел в Дрохеде неделю и все время держался просто как гость, хотя Мэггичувствовала — он старается, чтобы она поняла, что он за человек. Братьям оночень по душе, это ясно — едва на выгонах прослышали о его приезде, все онисобрались на Главной усадьбе и оставались дома, пока он не уехал обратно вГерманию.

И Фионе он тоже по душе; глаза отказываются ей служить, иона больше не ведет отчетность Дрохеды, но ум у нее по-прежнему ясный, нинамека на дряхлость. Минувшей зимой, достигнув глубокой старости, умерла во снемиссис Смит — и, не желая навязать Минни и Кэт, тоже далеко не молоденьким, ноеще полным сил, новую экономку, Фиа передала дочери все книги и счета, а самадовольно успешно стала справляться с обязанностями миссис Смит. Не кто-нибудь,а Фиа первая поняла, что Лион — свидетель той жизни Дэна, которая была неведоманикому из дрохедских, и попросила рассказать про эти последние годы. Лионохотно согласился и очень быстро увидел, что обитатели Дрохеды вовсе неизбегают говорить о Дэне, напротив, рады услышать каждый новый рассказ о нем,каждую мелочь.

А Мэгги, сохраняя маску учтивости, не могла забыть о том,что сказал ей Лион, ее преследовал предложенный им выбор. Она давно ужепотеряла всякую надежду на то, что Джастина вернется — и вдруг он почтипоручился за такую возможность и даже признал, что Джастина может здесь бытьсчастливой. И еще за одно она безмерно ему благодарна: он избавил ее от вечногонеотвязного страха, что Джастина каким-то образом узнала, кем приходился ДэнуРальф.

Но что до брака с Лионом… непонятно, как подтолкнутьДжастину на то, чего она, судя по всему, не желает. Или сама она, Мэгги, нежелает понять, как это сделать? Теперь уже она никак не против него, но,разумеется, его счастье не так ей дорого, как благополучие дочери и всехдрохедских и самой Дрохеды. Главное — так ли необходим этот Лион для будущегосчастья Джастины? Хоть он и заявил, будто Джастина его любит, Мэгги что-то неприпоминала ни единого слова дочери, из которого можно бы понять, что Лион также много значит для нее, как значил когда-то Ральф для Мэгги.

— Надо полагать, рано или поздно вы с Джастинойувидитесь, — сказала она Лиону, отвозя его в аэропорт. — Я предпочлабы, чтобы вы не говорили ей об этой вашей поездке в Дрохеду.

— Как вам угодно. Я только прошу вас, подумайте о том,что я тогда сказал, и не торопитесь.

Но, повторяя эту свою просьбу, он невольно почувствовал, чтоМэгги извлекла из его приезда много больше, чем он сам.

В середине апреля, когда минуло два с половиной года послесмерти Дэна, Джастину охватило неодолимое желание увидеть что-то еще, кроме бесконечныхгородских улиц и угрюмых бесчисленных толп. В ясный день, когда солнце еще негрело, но в воздухе ласково повеяло весной, каменный центр Лондона вдруг сталневыносим. И она отправилась на метро в Кью-Гарденс, очень довольная тем, чтонынче вторник и парк будет почти безлюден. В этот вечер она не играет, незачембояться усталости и можно бродить по глухим тропинкам, пока держат ноги.

Разумеется, парк был ей хорошо знаком. Всякого, кто приехализ Дрохеды, Лондон радует своими великолепными цветниками и клумбами, ноКью-Гарденс — парк совсем особенный. Прежде она с апреля по октябрь ходила сюдапостоянно, ведь что ни месяц тут можно любоваться иными цветами.

Середина апреля — ее любимая пора: время желтых нарциссов иазалий, и все деревья тоже в цвету. И есть там один уголок, милей и уютнейкоторого, пожалуй, немного найдется на свете, — здесь Джастина уселасьпрямо на еще не просохшей земле, чтобы в одиночестве наглядеться на всю этупрелесть. Сколько хватает глаз, тянется сплошной ковер золотистых нарциссов;посередине этой массы кивающих желтых колокольчиков высится миндальное дерево,ветви его отяжелели от цветов и плавными изгибами клонятся к земле, словнобелые водопады цветенья, изящные и недвижные, как на японской картине. Покой.Так трудно его найти.