Все это продолжалось очень долго, пока я не понял, что мнепора. Тогда я отвел Жасмин в сторону и велел все устроить, обратившись в бюро"Лониган и сыновья" в Новом Орлеане. Всенощную следовало назначить назавтрашний вечер, на семь часов. Тогда и увидимся, добавил я, попросив организоватьвсе так, чтобы погребение состоялось завтра вечером. Конечно, я понимал, чтоэто нарушение всякого порядка, но, возможно, деньги решат этот вопрос.

– И ради всего святого, – сказал я, –берегись Гоблина.

– Как ты намерен с ним поступить, Квинн? –спросила Жасмин. Она дрожала, лицо ее опухло от слез.

– Я намерен его уничтожить, Жасмин. Но на это уйдеткакое-то время, хотя и небольшое. И пока я этого не сделаю, остерегайся его. Ипередай всем остальным. Пусть тоже остерегаются. Он не знает, куда девать своюсилу...

– Тебе нельзя сейчас уходить, Квинн, – сказалаона.

– Я должен, Жасмин, – ответил я. – Увидимсязавтра в похоронном бюро в семь вечера.

Она пришла в ужас, и я ее за это не винил.

Тут вперед вышел Лестат, мягко взял ее за плечи и посмотрелей в глаза пронзительным взглядом.

– Жасмин, – тихо произнес он, – мы должнысейчас уйти и отыскать женщину, которая способна покончить с Гоблином. Сейчасэто самое важное. Вы понимаете?

Она кивнула. Она продолжала плакать, слизывая соленые капли,попадавшие ей на губы, но не могла оторвать от него глаз.

– Не отпускайте от себя ни на шаг маленькогоДжерома, – продолжал Лестат ласково и убедительно. – Это существохочет навредить любому, кто дорог Квинну. Проследите, чтобы все были начеку.

Он тихо отошел в сторону.

Наконец мы с Лестатом оказались одни на острове СладкогоДьявола, и я дал волю своему горю, всхлипывая как ребенок.

– Не могу себе представить мир без нее, да мне он и ненужен без нее. Ненавижу Гоблина всей душой за то, что он сделал. Откуда, скажина милость, у него взялись силы? Она была такая старенькая, такая хрупкая...

Как мы можем заставить его страдать, как нам заставить егострадать так, чтобы ему самому захотелось умереть, как нам отправить его в ад,если таковой для него существует?

Я еще долго буйствовал. А потом мы вместе с Лестатомотправились на покой.

На закате я очнулся, голодный и несчастный. Я сразу понял,что Лестату пришлось предоставить меня моим мирским делам, а тем временем ондолжен был связаться с Меррик Мэйфейр и узнать, согласится ли она оказать мнеподдержку.

Как только я приблизился к особняку – сразу понял, что иНэш, и Томми уже здесь. Томми летел весь день и полвечера, добираясь домой изАнглии, а Нэш прибыл гораздо раньше с Западного Побережья. Оба были убитыгорем, и при виде их лиц я едва сумел сдержать слезы.

Если честно, я не хотел их сдерживать, но страх перед кровьюделал это абсолютно необходимым, поэтому я принялся обнимать их, целовать,удостоверившись, что у меня в запасе по крайней мере три льняных носовыхплатка. Перекинувшись буквально парой слов (больше нечего было говорить) мы всепогрузились в роскошный лимузин тетушки Куин и направились в Новый Орлеан, впохоронное бюро "Лониган и сыновья", что находилось в Ирландскомквартале – бывшей вотчине Манфреда Блэквуда, где когда-то он открыл свой первыйсалон.

Когда мы прибыли на место, толпа, собравшаяся на ночноебдение, была огромной. В открытых дверях стояла Пэтси, строго одетая во всечерное – что меня поразило, ведь она обычно пропускала похороны, – и сразубыло ясно, что она плакала.

Увидев меня, она помахала маленьким квадратиком сложенныхлистков.

– Копия ее завещания, – пояснила она дрожащимголосом. – Она давным-давно проинструктировала Грейди, чтобы тот не держалнас в неведении. Мне оставила предостаточно. Чертовски мило с ее стороны. Унего и для тебя есть копия в кармане.

Я едва кивнул. Этот последний маленький жест щедрости былочень характерен для тетушки Куин, и в течение вечера я видел, как Грейдивручал небольшие конверты с копией завещания и Терри Сью, и Нэшу, и другим.

Пэтси вышла на воздух покурить и, видимо, не хотела ни с кемразговаривать.

Жасмин, прелестно выглядевшая в своем синем костюме инеизменной блузе, совершенно выбилась из сил в конце трудного дня, когда ейодной пришлось выбирать и гроб, и склеп, и платье для тетушки Куин, так чтосейчас она была близка к обмороку.

– Я привезла ее лак для ногтей, – повторила онамне раза три. – Они отлично потрудились. Я велела им стереть излишекрумян, но в целом все хорошо. Отличная работа. Ты хочешь похоронить ее сжемчугом? Это ведь ее жемчуг, – вновь и вновь спрашивала Жасмин.

Я сказал "да".

Наконец Нэш забрал Жасмин и проводил ее к одному измногочисленных маленьких кресел, выстроенных вдоль стен главного зала. БольшаяРамона сидела и плакала, а Клем, припарковав лимузин, тоже вошел в зал, сталрядом с матерью, и вид у него был чрезвычайно несчастный.

Терри Сью тоже плакала, держась за Томми, который все времявсхлипывал. Мне хотелось утешить Томми, но я был сражен собственным горем и всевремя силился сдержать слезы, поэтому не мог подойти к нему. Тут же стоялаБриттани – бледненькая, несчастная.

Меня поразило, что на похороны пришла и Роуан Мэйфейр вотлично сшитом костюме, с обычной стрижкой, подчеркивавшей высокие скулы, а рядомс ней стоял Майкл Карри, у которого чуть сильнее пробивалась седина в кудрявыхволосах. Оба почтительно поклонились мне, и я, ответив на их поклон, сразуотошел в сторону, испугавшись, что они сразу меня раскусят. Со сторонывыглядело, будто я слишком убит горем, чтобы разговаривать, – впрочем, таконо и было.

Мне предстояло подойти к гробу – от этого никуда не деться.Я должен был заглянуть в него. Просто должен был. И я исполнил свой долг.

Там в атласном великолепии лежала тетушка Куин с ниткамижемчуга, закрывавшими грудь, и большой прямоугольной камеей у горла, которой яникогда не видел в ее коллекции и которую в первую секунду не узнал. Потом явспомнил. Именно эту камею я видел на Петронии. Она была с этой камеей, когда впоследний раз я разговаривал с ней в Хижине Отшельника. И когда я в последнийраз виделся с ней в Неаполе.