Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она покачала головой.
– Нет…
– Вы должны, – сказала Гелия настойчиво. – выдолжны…
– Нет, – ответила она. – Нет, я не станусмотреть, как он устилает трупами моей родни эти залы.
Гелия вскрикнула:
– Да нет же!.. Вы должны выйти! Они его убивают!
– Нет, – сказала она прежде, чем поняласказанное. – Нет… Что ты сказала?
– Они его убивают! – прокричала Гелия, ее голосбыл радостный, и одновременно Итания уловила нечто похожее на жалость исочувствие. – Он почему-то бьет только плашмя… да и то не насмерть, егоуже изранили, он истекает кровью!.. Его теснят, он уже… слышите?..
Она распахнула двери, по ушам болезненно ударил грохотжелеза по железу. Придон пятился к ней спиной, его раскачивало, он весь былзалит кровью. Правая рука висела как плеть, топором в левой руке отбивался отнаседающих на него Третьяка и Ярого, тоже окровавленных, страшных, с горящимиглазами. Их тоже раскачивало, хриплое дыхание наполнило весь зал. Они хрипели исипели, Придон встряхивал головой, волосы слиплись от крови, по правой сторонебежала алая струйка, залила глаза.
Третьяк рухнул, Итания успела увидеть, что удар Придонапришелся по плечу гиганта. Ярый, хрипя и раскачиваясь, надвигался, словноплывущая скала. Придон стоял, почти ничего не видя и не слыша. В это время изсоседнего зала показался, хватаясь за косяк, Горюн. Кровь капала из его головы,стекала по груди.
Итания закричала на бегу:
– Остановитесь!.. Не смейте!..
Ярый вскинул меч, Придон шатался, колени подломились, онрухнул на колени. Меч Ярого был нацелен в голову, Придон даже не пыталсяуклониться, но рукоять повернулась в скользкой от крови ладони. Меч ударилПридона плашмя, артанин качнулся, но на ногах устоял.
Итания добежала, встала между ними, маленькая, испуганная,разъяренная. Сорвала с шеи платок, бросила между ними, однако оба с залитымикровью глазами едва ли заметили. Сзади визгливо закричала Гелия:
– Госпожа бросила платок!.. Перестаньте!.. Итаниябросила платок!..
Ярый снова начал поднимать меч. Итания затрепетала, заспиной Ярого возник Горюн, его меч поднялся, но лезвие ударилось о возникшеепрепятствие.
– Остановись… – прохрипел Ярый.
– Ты… – сипло ответил Горюн, – с ума сошел…
Придон покачнулся, завалился неловко навзничь. Залитыекровью ноги нелепо вывернулись. Он хрипел, кровь заполнила глазные впадины,стекала на пол. Обнаженная грудь вся была искромсана глубокими ранами, лицо иплечи в кровоподтеках, жестоких ссадинах, порезах.
– Все наши живы, – сказал Ярый хрипло. –Итания права… Он никого не убил, хотя… мог.
– Он убил нашего брата, – ответил Горюн сненавистью. – Он убил отца Итании!
Он снова начал поднимать меч. Итания бесстрашно загородилалежащего в беспамятстве Придона.
– Тогда убей и меня! – крикнула она. – Да, онубил… или убили по его приказу. Но он… не убийца! Он обещал мне никого большене убивать из моей родни!.. И он… он выполнил.
Придон пытался поднять топор, но рука не слушалась. Грохот вголове превращался в оглушающий гром, тут же стихал до оглушительногокомариного писка. Тут он вспомнил, что, когда правая онемела, он успел переложитьтопор в левую, пальцы и сейчас сжимают рукоять, но топор не удалось дажесдвинуть с места. Затем он сообразил, что лежит на спине, застонал, попробовалприподняться.
Грохот в ушах оглушал, острая боль пронзила плечо и руку,зато удалось перевернуться на бок, а затем и вниз лицом. Затем он уперсяздоровой рукой и начал подниматься, но ослепляющая боль в ноге, он застонал,упал, ударившись лицом.
В голове все смешалось, его поднимали, трясли, куда-тотащили. Затем черная тьма нахлынула, зато отступила и боль. Он с наслаждениемпровалился в небытие.
Сквозь розовый туман проступало солнце, яркое, желтое, какрасплавленное, но не слепящее, а теплое и чистое. Он попробовал разлепить губы,не удалось, из запекшегося рта вырвался сдавленный стон. Во всем теле ломающаякости боль, словно его пропустили через камнедробилку. Мозг одурманен болью, онвсе старался рассмотреть солнце, наконец туман начал рассеиваться, проступилобесконечно дорогое лицо в обрамлении золотых волос.
По бледному лицу Итании беспрерывно бежали слезы. Придонснова попробовал разлепить губы, но вместо лица вздутый кровоподтек, от усилийлопнула корка, по шее потекло теплое.
– Придон, – сказала Итания со стоном, –Придон…
Она схватила его руку, он не понял, что она делает, а когдапонял, дернулся в ужасе, пытаясь встать, воспрепятствовать, не позволить ей,созданию света, целовать его грубую руку. Солнце подсвечивало ее волосы сзади,из-за чего сама была солнцем, а само солнце так, слабый коптящий светильникгде-то далеко.
Он повел глазами, череп пронзила острейшая боль, словно отвиска к виску пронзили раскаленным железом. Сквозь стиснутые зубы вырвалсястон, он едва сумел заставить себя прошептать:
– Итания… ты простила меня?
Она зарыдала, слезы брызнули ручьями. Он закрыл глаза,улыбнулся, теперь можно и умереть, снова провалился в черноту… и тут жевынырнул, уже легко и свободно. Еще под опущенными веками повел глазнымияблоками, ожидая взрыва прежней острейшей боли, но ничего не ощутил. Распахнулглаза, Итания по-прежнему сидит рядом, держа его за руку, только побледнела,высокие гордые скулы слегка заострились.
– Я… – проговорил он с трудом и понял, что можетговорить, что тело слушается, не отзывается взрывами боли, только осталасьбыстро испаряющаяся скованность в мышцах, – я… долго вот так?
– Ты цел, – проговорила она с великой нежностью вголосе, – ты цел, Придон…
Он огляделся.
– А где…
– Мои родственники? – спросила она.
– Да.
– Они ушли, – ответила она просто.
– Как?
– Как и пришли, – объяснила она непонятно. –Придон, Барвник был великим магом!.. И сейчас он все еще великий. Без всякихподземных ходов сумел… или все-таки через подземный ход, не знаю, как-то открывчарами, сумел их сюда… а потом, когда воззвали к нему, так же точно и…
Он собрался с силами, уперся обеими руками в ложе, сел. Всетело трещало, он чувствовал, как внутри болезненно рвутся какие-то жилки,словно за время сна прирос к ложу, да и в самом теле пустило что-то корни.
– Странно, – пробормотал он, – почему меняне… Но это все мелочи, главное – тебя ведь не побоями заставили сидетьвозле меня?
Она покачала головой, глаза ее влажно сияли.