– Наем актрис, всучивших ей билет, – принялся считатьБабкин, загибая пальцы, – виза, перелет, гостиница…. И, вероятнее всего,аренда необитаемого острова.

– Не обязательно, – возразил Макар. –Соломоновы острова – это тебе не Соединенные Штаты, у которых каждый островокописан, оприходован и занесен в толстую синюю книгу под инвентарным номером. Уних там полный бардак, они никак с государственным строем определиться немогут. Местным папуасам вообще не до того, чтобы острова считать, тем более чтоих там как грязи.

– Папуасов?

– Островов! Папуасов тоже, кстати. Только там непапуасы, а куча разных племен из меланезийцев. Короче говоря, вполне можетбыть, что для жизни на одном из островов ничего не требуется: ни бумажеквсяких, ни разрешений. Приплыл на остров – и живи сколько влезет. Но в любомслучае организация всего процесса требует больших затрат.

– Зачем? – упрямо повторил Бабкин. – Зачемкому-то отправлять девушку на необитаемый остров? Слушай, а может, она простоумерла? – вдруг осенило его. – Сама по себе! Представь: богатый поклонникрешил сделать любимой женщине сюрприз, обыграл все так, чтобы Стрежина точно неотказалась. Привез ее на остров, а там – бац! – змея.

– Или голодный папуас, – безо всякоговоодушевления отозвался Макар, глядя на напарника сверху вниз. – Может быть,конечно, почему бы нет? И должен я тебе сказать, мой пессимистичный друг, чтодля нас с тобой это была бы самая простая и хорошая версия.

– Что же в ней хорошего?

– То, что в ней не имеется сбитого машиной АнтонаЛипатова. То, что над ней не нужно ломать голову и требуется всего-навсегонайти богатого поклонника. Но интуиция подсказывает мне, Серега, что все совсемне так просто. Мы с тобой сделали две ошибки подряд: первый раз, когда непридали значения визиту Липатова; второй – когда не поверили словам Стрежиной.Мы пошли по самому удобному пути. Та версия, которую предлагаешь ты, –точно такой же удобный путь, и уже потому я полагаю, что он неверен.

– Убедил, – неохотно согласился Бабкин. – Взадницу папуасу ядовитую змею. Но тогда нужно поднимать весь круг общенияСтрежиной, отсеивать тех, кто не мог оплатить такое дорогостоящее развлечение…Выяснять мотивы…

– В общем, отрабатывать гонорар, – подытожилИлюшин. – Для начала нужно понять, почему именно Стрежина. Почему некто-то другой? С семьей будешь ты беседовать или я?

– Давай я.

– Хорошо, тогда я отправляюсь к Каморкину. Пустьрассказывает во всех подробностях, с кем общалась его любимая племянница.

* * *

Сказать, что двадцать лет назад семья Стрежиных бедствовала,было бы неверно. Сергей Иванович Стрежин работал завхозом на небольшомдеревообрабатывающем предприятии, его супруга Галина Михайловна трудиласьшвеей, и оба вполне могли прокормить как себя, так и двух дочерей.

Вика поняла, что с родителями что-то не так, когда ей былооколо восьми лет – до того она искренне полагала, что всем детям при рождениивыдают таких кривобоких маму с папой, и с этим ничего не поделаешь. В тяжелыхслучаях с ними в комплекте идет старшая сестра, но нужно радоваться хотя бытому, что не брат. И что одна сестра, а не две.

Отец и мать Вики Стрежиной отличались потрясающейэкономностью. Даже, пожалуй, и экономностью-то их странную черту можно былоназвать с натяжкой – скорее тягой к сбережению всего во всех возможных сферах.С работы оба волокли все, что можно было уволочь без риска для жизни. Вквартире из ящиков вываливались обрезки досок, торчали обрывки грязно-серыхклочков ткани, в туалете могла попасться вата, а в кухне – винты и шурупы.

Стрежины использовали все. Шелуха от очищенного лука невыбрасывалась, а складывалась в отдельный пакетик: из нее Галина Михайловнаделала отвар, которым красила волосы. На всех подоконниках в квартире стоялагерань – не для красоты, а потому, что запах ее должен был отгонять моль. Чтобыгерань лучше справлялась со своими обязанностями, ее тщательно удобряли: толклияичную скорлупу в порошок, ссыпали в банку и по мере надобности подсыпали вгоршки.

Однажды Вика, забывшись, выкинула скорлупу от съеденного назавтрак яйца. Однако старшая Стрежина имела обыкновение проверять ведро перед тем,как вывалить в мусоропровод: вдруг что-нибудь ценное случайно выбросили!Обнаружив скорлупу, Галина Михайловна выпучила глаза, моментально вычислилапреступника и устроила показательное выступление. Выступление сводилось к тому,что когда-нибудь ее младшая дочь вырастет большая, станет зарабатывать многоденег, а сейчас она сидит на шее у отца с матерью, которые все жилы себевыкручивают. И пока она так удобно устроилась, свесив ножки, пусть и думать несмеет о том, чтобы плевать на интересы семьи!

Вика была отшлепана. Когда она, зареванная, пыталась заснутьв кровати, через спинку перевесилась голова старшей сестры, и Нинка прошипела:

– А завтра я папе расскажу, что ты блесну в школуотнесла!

Нинка не была злобной, но ее вредность не раз отравляла Викежизнь. Вика затаилась под одеялом и чуть не расплакалась снова. Потому чтоблесну, одну из десятков валявшихся у отца в ящике, она и в самом деле отнеслав класс, чтобы показать Левке Малежину: блесна была красивая, золотистая игладкая. И Левка немедленно выпросил у нее сокровище, а она, конечно же,согласилась, потому что Малежин был толстый и хороший. Она знала, что отецникогда не ловит рыбу, а блесны притаскивает домой с работы и подбрасываетсоседу-инвалиду, чтобы тот сбыл при случае на рынке. Вот и отдала.

Но у Стрежиных экономили на всем, и пропажу блесны отец мограсценить как посягательство на устои семьи.

По воскресеньям Галина Михайловна готовила еду на неделювперед. Заранее покупались шесть соленых селедок, от которых отрезалисьскользкие темно-серебристые головы и бросались в кастрюлю – вариться. Девочкиразделывали рыбные тушки, и кости с кусочками рыбьего мяса кидали следом заголовами. В кухне мерзко воняло селедкой, но мать выглядела очень довольной.Она нарезала картошку, морковь, много лука, и, процедив варево, бросала в негоовощи. На выходе получался селедочный суп, гордо именуемый в семье Стрежиныхрыбным.

Иногда отец принимался за готовку самолично: отливал немногоселедочного бульона, проваривал в нем манку, добавлял туда же мелко порезанныйлук и подкрашивал томатным соком. «Икра минтаева» – вот что выходило из этойсмеси. Ее нужно было мазать на черный хлеб и запивать чаем.

С оставшимися селедочными тушками возможны были разныеварианты. Иногда они, порубленные, перемешивались с натертой вареной свеклой, иполучался салат. Иногда – и это было почти пиршество – селедку резали,отваривали кастрюлю картошки, и выходила «рыба с гарниром». Больше всего Викане любила, когда мать варила гречневую кашу на воде, перемешивала ее все с темиже селедочными кусками, и тогда блюдо называлось «каша по-крестьянски». Давясьгречкой и селедкой, Вика пыталась представить, откуда же брали селедкукрестьяне, если они работали в поле. И всегда приходила к выводу, что селедкукрестьянам привозил злой помещик.