Каморкин расстегнул верхнюю пуговицу своей фланелевойрубашки, и Макар обратил внимание на его руки – сухие, морщинистые, свыступающими синими жилками. Обшлаг правого рукава был обтрепан, и Илюшинвнезапно решил, что рубашку подарила Каморкину его племянница.

– Михаил Олегович, – сказал он, – простите,откуда у вас эта рубашка?

– Викин подарок, – поднял тот удивленные глаза. –Я очень люблю такие сорочки, а Вика… она меня… балует… Рубашку вот подарила, анедавно – очечник новый…

Илюшин не сразу понял, что происходит и отчего голосКаморкина начал прерываться. И только когда старик поднял ладони к глазам ииздал странный тихий звук, похожий на отрывистое поскуливание, Макар проклялсебя за бестактность, опустился на пол рядом с коляской и начал негромкоговорить то, что давно нужно было сказать, – что они найдут Вику, что она,конечно же, жива, что все будет хорошо, что на Соломоновых островах тепло в этовремя года и почти нет дождей – и говорил, и говорил, и даже пытался выпячиватьвперед челюсть, как это делает Серега Бабкин, разглядывая вареных раков, и емубыло тысячу раз наплевать, правда это или нет, лишь бы только дядя ВикиСтрежиной, в прошлом талантливый фотограф, перестал плакать по своей пропавшейплемяннице.

В конце концов Михаил Олегович взял себя в руки, церемонноизвинившись, выехал из комнаты, и Макар услышал, как он громко сморкается вванной под журчание воды.

Илюшин встал, походил по комнате и остановился перед полкойс книгами. Его внимание привлек яркий переплет, и он осторожно вытащилнебольшую книжку в желтой обложке, на которой алыми буквами было выведеноназвание: «Встреча с мечтой».

– Простите старого дурака за слабость характера, –вернувшись, сказал Каморкин с извиняющейся улыбкой. – Бога ради, простите.

– Да что вы, Михаил Олегович! Я тут у вас интереснуюкнижку нашел…

– Умоляю, поставьте эту ерунду на место, – замахалтот руками. – Я таких, признаться, и не читаю, но Вика принесла – сказала,ей понравилось. Не выкидывать же…Так и стоит непрочитанная.

Макар задумался. «Вика принесла?»

– Разрешите мне, пожалуйста, взять ее на время, –попросил он. – Я верну в целости и сохранности.

Каморкин колебался:

– Я не совсем понимаю, зачем она может пригодиться вам,Макар.

– Обещаю, что возвращу в лучшем виде, – повторилИлюшин и, несмотря на то, что Михаил Олегович по-прежнему неуверенно качалголовой, убрал желтую книжку в рюкзак.

– Зачем она тебе? – не понял Сергей, когда Макарпомахал у него перед носом книжкой.

– Чтобы лучше понять характер жертвы.

– Брось, не смеши. Девушка увлекается всякой чушью, причем здесь характер? Как будто ты сможешь обо мне что-нибудь узнать на том основании,что я смотрю журнал с голыми бабами.

Илюшин выразительно взглянул на Бабкина поверх книжки иухмыльнулся.

– Да иди ты, – огрызнулся тот и рассмеялся. –Ладно, не с бабами, а что-нибудь другое. Например…

– Например, текстовые файлы, – подхватил Макар,захлопывая книжку. – Именно это, мой озабоченный друг, и будет нашим стобой чтением в ближайший час.

– Что ищем? – деловито осведомился Сергей, включаяноутбук.

– Для начала все данные о владельцах фирмы «Юго-запад».Твои связи пока подключать не будем, поглядим, что у нас имеется в большоймусорной корзине под названием «Интернет».

– Они-то тебе зачем?

– Похоже, что один из ее начальников вполне может иметьотношение к происходящему. А может быть, и не один.

* * *

Антон Липатов открыл глаза и сразу почувствовал боль. Больсидела в затылке и когтями равномерно скреблась изнутри: вз-з-р, вз-з-р,вз-з-р… «Выпусти меня, – просила боль, – выпусти! Сделай со мной хотьчто-нибудь!» Антон закрыл глаза и, не сдержавшись, застонал.

– Очнулся, миленький, – сказал над ним чей-тоголос – он не разобрал, женский или мужской. – Сейчас, сейчас…Маша! – крикнул голос гулко, и Липатову показалось, что боль в головевздрогнула и забилась, как птица, которую схватили руками. – МарияИгоревна!

Послышались удаляющиеся шаги, и боль перестала пульсировать.Замерев, чтобы ее не потревожить, изо всех сил стараясь не стонать, Антонмедленно поднял тяжелые веки. Тусклый синеватый свет показался ему нестерпимоярким, а запах – невыносимо тяжелым, удушающим. Рядом раздалось нечто среднеемежду вздохом и всхлипом, но у Липатова не было ни сил, ни желания поворачиватьголову. Боль сидела в затылке и по-прежнему просила выпустить ее наружу, а онне знал, как это сделать.

«Вика», – вдруг сказала боль, и Антон в одну секундувспомнил все, что было с ним до того, как он увидел две желтых фары совсемрядом, а затем почувствовал страшный удар. «Вика, – повторил онсам. – Господи, Вика, маленькая моя, бедная, девочка моя…Что с тобой, гдеты сейчас?» Боль притихла, съежилась в комочек, а в следующую секунду сталатакой огромной, что у Липатова перехватило дыхание. Корчась на больничнойкойке, он внезапно четко увидел ее – свою боль. У нее были очертания острова,вокруг которого шевелилось море. Антон обхватил голову руками и разгляделмаленькую фигурку, потерянно бредущую по песку. Рядом с фигуркой двигалосьчто-то большое, черное, без имени.

– Вика! – шепотом позвал Антон. – Вика!

Стукнула дверь, к его койке подошли.

– Ох, нехорошо… – озабоченно пробормотал кто-то, иАнтон замотал головой: ему нельзя было сейчас мешать, нельзя! –Укольчик, – успокоительно пообещали над ним, и кто-то взял руку Липатовахолодными, словно замороженными пальцами.

«Вика на острове! – хотел сказать Антон. –Оставьте меня, не трогайте, я должен увидеть, что с ней!»

– Тихонько, тихонько, – пробормотал первый голос,и Липатов ощутил резкий укол в руку. Он не успел даже выдохнуть, как больначала таять, а вместе с ней и маленькая фигурка.

– Нет!

Он дернулся, но было поздно: остров исчезал. На Антонаопускалась мягкая обволакивающая темнота.

Виктория Стрежина. Остров

«Я не сойду с ума. Я не сойду с ума. Я НЕ СОЙДУ С УМА!!!»

Остров был совершенно неподходящим местом для того, чтобысойти с ума. Она представляла, что можно легко свихнуться на войне или потерятьвсякую связь с реальностью, изо дня в день входя в огромное здание, в котороесо всех сторон стекаются толпы таких же механических человечков, как ты – внеброских дорогих костюмах, неброских чистых ботинках, с неброскими аккуратнымилицами. Почему-то эта картинка ассоциировалась у нее с Японией, хотя человечки,собирающиеся в здании, представлялись очевидными европейцами.