Не полагаясь на память, хотя она была у него превосходная,Илюшин сегодня записывал за Каморкиным все, связанное с Викторией Стрежиной.

– Соломоновы острова, – повторял старик,ошеломленно покачивая головой. – Господи боже мой… Поверить не могу.Макар, вы уверены, что это правда? Милиция не ошиблась?

Илюшин сочувственно поглядел на Каморкина и кивнул. Он уже вчетвертый раз подтверждал, что да, правда, но спустя короткое время тот сноваподнимал на него жалобный взгляд и спрашивал, как будто за десять минут что-томогло измениться.

Макару хотелось сказать что-нибудь успокаивающее и весомое,например, по-голливудски: «Мы найдем ее. Мы обязательно найдем ее», и выпятитьнижнюю челюсть, как иногда выпячивал Серега, собираясь приступить к поеданиюраков. Но врать этому искалеченному человеку Илюшин не хотел, а в том, что онии в самом деле найдут Викторию Стрежину, он сильно сомневался.

– Если вы поможете нам, Михаил Олегович, – мягкопроговорил он, – у нас будет больше шансов.

Старик покорно кивнул.

В действительности он уже помог – Илюшин исчеркалполблокнота, записывая за Каморкиным. Михаила Олеговича даже не приходилосьнаправлять вопросами – он сам прекрасно помнил всех знакомых своей племянницы.

Первым номером в списке Макара шел Вениамин Рощин, ккоторому поначалу Илюшин собирался отправить Бабкина, но теперь подумывал отом, что стоит съездить самому. Ничего принципиально нового к своемупредыдущему рассказу Каморкин не добавил, если не считать упоминания о том, чтоРощин весьма состоятелен – не потому, что много заработал, снимаясь впосредственных сериалах, а потому, что происходил из богатой творческой семьи:мать Рощина была владелицей одной из галерей в Москве, отец – скульптором,заработавшим относительную известность на паре-тройке нестандартных проектов.«Видели возле Нескучного сада кривобокий домик – единственный, который невписывается в улицу? С окнами-бойницами? – хмуро спросил МихаилОлегович. – Сие творение и есть плод фантазии папеньки Вениамина».

О самом Вениамине фотограф выражался ядовито:

– Видел я его исключительно по телевизору. Очень онвесь такой… обвислый.

– Что значит – обвислый? – не понял Макар.

– Вроде фактурный юноша, а приглядишься – у него и щекивисят, и нос висит, и даже уши, кажется, свисают. Поневоле подумаешь, что и вдругих частях тела мощи не имеется. Ей-богу, не смейтесь, так оно и есть.Присмотритесь сами, как будет сериал идти, и убедитесь. Что Вика в нем нашла?

Подробностей об отношениях племянницы и младшего Рощина старикне знал. Но когда Макар спросил, почему, по его мнению, Вика не придаланикакого значения угрозам актера, ответил неожиданно:

– Я, признаться, полагал, что она рассчитывала навысокое заступничество. Вы понимаете, о чем я?

– Не совсем, – осторожно ответил Макар. – Чьезаступничество?

– Ну, как же… Викиного начальника. Его, кажется, теперьпринято называть «босс» или «шеф».

– У Вики был роман с ее руководителем? – поразилсяИлюшин. – Почему же…

Он хотел спросить, почему же ни Липатов, ни Лена Красько необмолвились о романе ни словом, но вспомнил о скрытности Стрежиной и не сталпродолжать. Из троих людей, с которыми он разговаривал, Виктория, очевидно,больше любила дядю, а потому не было ничего удивительного в том, что она моглатаиться от коллег, но не от него.

– Видите ли, Макар, я не могу утверждатьнаверняка, – смущенно произнес Каморкин. – Поймите,противоестественно молодой девушке делиться своими сердечными увлечениями состарым дядей, даже если она и испытывает к нему некоторую привязанность. Почемуже я решил, что Вика…

Он нахмурился. Илюшин терпеливо ждал, потому что это быловажно, очень важно.

– Какие-то мелочи, – произнес наконец МихаилОлегович, задумчиво теребя острую бородку. – Обрывки фраз, интонация.Знаете, а ведь на самом-то деле ничего, ровным счетом ничего не говорит о том,что Вика встречалась с… как его… в общем, со своим начальником. Я только сейчасосознал, что у меня нет ни малейших тому подтверждений.

Он беспомощно развел руками и посмотрел на Макара с такимвыражением, словно опять собирался спросить, может ли его племянница быть вдругом месте, а не на Соломоновых островах.

– Нет – значит, нет, – быстро согласилсяИлюшин. – Но все-таки, Михаил Олегович, если вспомните…

– Само собой, само собой, – заторопилсястарик. – Боже мой, ну почему же я так решил… Что-то она такое произнесла…

Негромко зазвонил телефон, и Каморкин поспешно схватилтрубку:

– Я вас слушаю. Михаил Олегович, да. А вы, простите?..

Он помолчал, слушая собеседника, покивал головой и дажеулыбнулся.

– Разумеется. Да. Спасибо, мне тоже очень приятно.Всего доброго, до встречи.

Он повернулся к Илюшину.

– Из солидного журнала звонили. Хотят, представьтесебе, интервью у меня взять, – с нескрываемой гордостью объяснилон. – Значит, и Каморкин на что-то годится, а? Мне, правда, кажется, чтоникому не интересно интервью с таким трухлявым пеньком, но все равно приятно,что греха таить… Значит, кто-то помнит меня, кто-то ценит. Значит, и я что-тополезное сделал в своей жизни, правда?

– Правда, Михаил Олегович. Хотя мне кажется, чтополезное – не совсем подходящее слово. Разве картины Моне можно назватьполезными? Только в очень узком и специфическом смысле.

– Спасибо вам, голубчик, за столь лестное сравнение. А,знаете, мне вспомнилось: Вика как-то раз примчалась с горящими глазами, в рукежурнал – красивый, глянцевый. И трясет им, как колотушкой! – Каморкинубедительно изобразил, как трясла журналом его племянница. – Посмотри,говорит, что такое! А там, представьте себе, три моих пейзажа на развороте итекст к ним. Вот только разрешения у меня никто не спрашивал, а про деньги иговорить смешно. Ох, как же Вика негодовала! Ты, говорит, дядя Миша, великийфотограф, а они смеют с таким нахальством твои работы воровать! Я ей в ответ –мол, почему же воровать, есть же ссылка на меня. Нет, отвечает, без спросавзять – это почти воровство, пусть и со ссылкой. Ты ведь им разрешения напубликацию не давал? Вот именно, не давал.

Он покачал головой, вспоминая, как рассердилась тогдаплемянница.

– Я ей объясняю, что, может, за честь стоит почитать:солидный журнал, да вдруг вспомнил про мои снимки! А Викуша в ответ: «Ты, дядяМиша, себя недостаточно ценишь. Это для журнала честь, если бы ты им разрешениена публикацию дал, а не для тебя». И что вы думаете? Позвонила в редакцию итак, знаете ли, жестко с каким-то мальчиком поговорила, что перезвонили мнеоттуда спустя полчаса и решили все вопросы. И гонорар перечислили, и прощенияпопросили. Вот так-то. Вика очень мною гордится, да… И фотографии все наизусть,можно сказать, знает. Как-то я спросил ее: что на этом снимке в левом нижнемуглу? Так она не задумываясь ответила. Радостно мне от этого, что скрывать… Надуше тепло.