– Любовь – великое дело, и много у нее имен, –проговорил Рейневан слегка недовольным голосом. – Слушающий песни иромансы не осуждает ни Тристана и Изольду, ни Ланселота и Гвиневеру, нитрубадура де Кабестена и мадам Маргариту из Руссельона. А нас с Адельюсвязывает не меньшая горячая и искренняя любовь. И пожалуйста, все прямо-таки взъелись…

– Если ваша любовь столь велика, – Завиша как быудивился, – то почему ты не рядом со своей любимой? Почему удрал, будтозастигнутый на месте преступления вор? Тристан, чтобы быть рядом с Изольдой,нашел способ, переоделся, если мне память не изменяет, в лохмотьязапаршивевшего нищего. Ланселот, чтобы спасти Гвиневеру, в одиночку пошелвойной на всех рыцарей Круглого Стола.

– Не так все просто. – Рейневан зарделся не хужеалой розы. – Ей крепко достанется, если меня схватят и убьют. Я уж неговорю о себе самом. Но я найду способ, не бойтесь. Хотя бы переодевшись, какТристан. Любовь всегда побеждает. Amor vincit omnia.

Завиша приподнялся в седле и грохотнул. Трудно было понять,что это – комментарий или всего лишь капуста.

– Единственная от нашего диспута польза, – сказалон, – что мы поболтали, потому как скучно было ехать молчком, опустив нос.Продолжим же, юный силезец. На другую тему.

– А почему, – после недолгого молчания проговорилРейневан, – едете этой дорогой? Не ближе ли из Кракова на Мораву черезРацибуж? И Опавско?

– Может, и ближе, – согласился Завиша. – Ноя, видишь ли, рацибужцев терпеть не могу. Недавно преставившийся князь Ян,светлая ему память, тот еще был сукин сын. Натравил убийц на Пшемыка, сыначешского князя Ношака, а я и Ношака знал, и Пшемык был мне другом. Потому-то яне пользовался рацибужским гостеприимством раньше, да и теперь не стану. Темболее что Янов сынуля Миколаек доблестно, говорят, следует по стопам родителя.Кроме того, я сделал солидный крюк, потому что надо было кое-что обговорить сКантнером в Олесьнице, ознакомить с тем, что сказал по его адресу Ягелло. Ктому же дорога через Нижнюю Силезию обычно гораздо разнообразнее. Хоть и вижутеперь, что таковое мнение сильно преувеличено.

– Ага, – быстро догадался Рейневан, – так вотпочему вы в полном вооружении едете! На боевом коне! Драку высматриваете? Яугадал?

– Угадал, – спокойно согласился ЗавишаЧерный. – Говорили, у вас тут кишмя кишат раубриттеры.[68]

– Не здесь. Здесь безопасно. Потому так людно.

Действительно, на недостаток общества обижаться было нельзя.Правда, сами они не обгоняли никого и никто их не опережал, зато впротивоположном направлении, из Бжега к Олесьнице, движение было оживленное. Ихуже миновали несколько купцов на продавливающих глубокие колеи тяжелонагруженных телегах в сопровождении нескольких вооруженных людей сисключительно бандитскими физиономиями. Миновала пешая колонна навьюченныхбаклагами дегтярей, опережаемых резким запахом дегтя. Проследовала группкаконных крестоносцев, прошагал странствующий с оруженосцем молодой иоаннит сличиком херувима, проплелись перегоняющие волов погонщики и пятеркаподозрительного вида пилигримов, которые, хоть они вполне вежливопоинтересовались дорогой на Ченстохову, в глазах Рейневана подозрительными бытьне перестали. Проехали на брошенной телеге голиарды, веселыми и не вполнетрезвыми голосами распевающие «In cratero теа»,[69] песню,сложенную на слова Гуго Орлеанского. Только что проехал рыцарь с женщиной инебольшой свитой. Рыцарь был в роскошных баварских латах, а вздыбившийсядвухвостый лев на его щите указывал на принадлежность к обширному роду Унругов.Рыцарь, это было видно, моментально распознал герб Завиши, поклонился, но такгордо, чтобы было ясно, что Унруги ничуть не хуже сулимцев. Одетая всветло-фиолетовое платье спутница рыцаря сидела по-дамски на прекраснойкараковой лошади, и ее голова – о диво! – ничем не была покрыта. Ветерсвободно играл золотыми волосами. Проезжая мимо, женщина подняла голову, слегкаулыбнулась и окинула уставившегося на нее Рейневана таким зеленым имногоговорящим взглядом, что юноша даже вздрогнул.

– Эге! – сказал, выдержав долгую паузу,Завиша. – Своей смертью ты, парень, не умрешь.

И пустил ветры. С силой бомбарды среднего размера.

– Чтобы доказать, – сказал Рейневан, – что яна все ваши насмешки и уколы вовсе не обижаюсь, я вылечу вас от постоянныхподскоков и газов.

– Интересно было бы узнать как.

– Увидите. Как только попадется пастух.

Пастух попался довольно скоро, но, увидев сворачивающих кнему с дороги конных, кинулся в паническое бегство, влетел в чащу и исчез каксон златой. Остались только блеющие овцы.

– Надо было, – рассудил, в очередной разприподнимаясь на стременах, Завиша, – маневром его брать, из засады.Теперь-то уж его по этим вертепам не догонишь. Судя по скорости, он уже успелотгородиться от нас Одрой.

– А-то и Нисой, – добавил Войцех, оруженосецрыцаря, проявляя живость ума и знание географии.

Однако Рейневан вовсе не обратил внимания на насмешки. Слезс коня, уверенно направился к пастушьему шалашу и через минуту вернулся сбольшим пучком сухих трав.

– Мне был нужен не пастух, – пояснил онспокойно, – а вот это. И немного кипятка. Горшок не найдется?

– Найдется все, – сухо сказал Войцех.

– Если кипячение, – Завиша взглянул в небо, –тогда остановка. К тому же долгая, потому что близится ночь.

Завиша Черный поудобнее устроился на накрытом кожухом седле,заглянул в только что опустошенную кружку, понюхал.

– И верно. Вкус как у нагретой солнцем воды изо рва, анесет кошатиной. И помогает, клянусь муками Господними, помогает! Уже послепервой кружки, когда меня пронесло, я почувствовал себя лучше, а теперь-то ужсловно рукой сняло. Моя благодарность, Рейнмар. Вижу, врут людишки, чтоуниверситеты могут ребят научить только пьянству, разврату и сквернословию.Однако и пользе тоже.

– Малость знаний о травах, ничего больше, –скромно ответил Рейневан. – А по-настоящему вам помогло, господин Завиша,то, что вы сняли доспехи, передохнули в более удобном, чем в седле, положении…