– Ну-ну, дружище! Не упрямься! Делотакое! – басил он.

Медведь ревел и гремел цепями, а по дорогесделал безуспешную и в целом спонтанную попытку сожрать Недолеченную Даму.Нападение приятно взбудоражило Даму на целый вечер и дало ей неисчерпаемую темудля рассказов.

«Ах! Этот кошмарный Тарарах натравил на менямедведя! Из ревности, разумеется. Он влюбился в меня еще при жизни, но я твердосказала: „Нет! Ты меня не стоишь! Не тебе достанусь я!“ И вот он затаился иотомстил! Не будь я, к счастью, мертва, мне пришел бы конец. Я пережиластрашную минуту, когда гигантские клыки впивались в мою беззащитную плоть!Вольдемар, как ты смеешь спать! Разве ты никого не хочешь вызвать на дуэль?» –щебетала она.

Ржевского не надо было долго убеждать. Он немедленнопроснулся, раздобыл где-то призрачный, но очень громкий «маузер» и, сзавываниями летая по коридорам Тибидохса, наделал столько шума, что вышелПоклеп в туфлях на босу ногу и запустил в него дрыгусом .

Но это случилось уже ночью. Теперь же Таня ощущаласебя неуютно и искоса поглядывала на Ваньку. Она ничего пока не рассказала емуо матче с невидимками и о последующем своем отъезде в Магфорд. Ванька тоже явнобыл не в своей тарелке. Он отвечал односложно и смотрел в сторону. Опасался,что Таня вновь начнет разговор о поступлении в магспирантуру. Каждому было чтоскрывать от другого. Скрытность убивала искренность. И обоим захотелось вдругувидеть Тарараха. В его присутствии они избегали главной опасности – опасностиостаться вдвоем.

Вскоре они были у питекантропа в егохолостяцкой берлоге.

– Я хочу зайти сегодня к Гоярыну. Сто лету него не был, – сказал Ванька.

Тарараху эта идея не показалась блестящей.

– Магздрав не рекомендует, – заметилон.

– Почему?

– Потому что пепел не срастается. Иполстакана зеленки внутрь тоже не помогут, хоть ты утопи в зеленке муравейногоцарька. Гоярын никого не узнает, – сказал Тарарах.

– Даже тебя? – не поверил Ванька.

Ему было известно: Гоярын охотно пускал к себев ангар только Соловья, Таньку, его и Тарараха. Остальных он в лучшем случаетерпел.

– Ну меня он все же узнал, но едва-едва.Еще бы минута, и он бы сделал из меня шашлык по-пещерному.

– Что это на Гоярына нашло? Может, ртутьюопоили? Или наговор какой из хмыриного следа? Иногда бывает, что перед матчемдраконов портят, – озабоченно сказал Ванька.

Тарарах пошевелил губами, точно прожевывая этумысль и пробуя ее на вкус. Попробовал и остался недоволен.

– Бывает-то бывает… Да не порча это,не-а… Тут другой какой-то случай!

Тарарах запер медведя в клетке и минутдвадцать бился с ним, заставляя выпить ложку слез единорога. Зверь рычал,питекантроп тоже то рычал, то вопил, то упрашивал. Наконец порядком измятыйТарарах вышел из вольера и с победоносным видом сделал черенком ложки зарубкуна стене.

– Уф! Еще двенадцать тысяч семьсоттридцать ложек, и он станет человеком! – с гордостью сообщил питекантроп.

– Двенадцать тысяч семьсот ложек – этонехило. Единорогам придется порыдать как следует, – Валялкин задумчивовзглянул на медведя, который грыз желтыми зубами прутья.

Таня оценила упорство Тарараха, однакорезультат вызвал у нее сомнения.

– А стоит ли? Сколько я зналазаколдованных принцев – все они были полный отстой. По-моему, как медведь онгораздо приятнее. И вообще, что хорошего в том, чтобы быть человеком?

Тарарах подбросил в костер пару поленьевпотолще и опустился на солому рядом с огнем.

– Что-то мне не нравится, Танька, как тырассуждаешь. Человеком быть плохо? Не хило сказано! Не иначе, как тебя что-тогрызет. Да только есть одна штука – запомни ее до седьмого маразма! Что бы тебяни грызло и как бы скверно все ни казалось, это еще не повод, чтобы не помогатьдругим и не любить людей.

– Я люблю людей. Просто некоторые меняздорово достают своим ослиным упрямством, – сказала Таня, выразительнопосмотрев на Валялкина.

Ванька отвернулся и отошел к медвежьей клетке.Тане стало совестно. «Зачем я это брякнула? Ну зачем? Придумайте причину!» –подумала она уныло.

Тарарах вытянул к костру босые ступни ипоскреб короткими пальцами затылок. Что-то явно его заботило. Таня давно зналапривычки Тарараха: питекантроп соображал медленно, но верно и прочно. Объем жесведений, накопленных в его черепной коробке за минувшие тысячелетия, былпросто колоссальным.

Внезапно, почти без перехода, Тарарахподскочил и хлопнул себя по лбу.

– Как же я забыл, дурья башка! С Гоярыномтакое уже случалось раз! Все признаки! И беспокойство, и рев, и не узнавалникого! И тоже мы с Соловьем головы ломали!

– Когда это было, Тарарах? – спросилВанька.

– Да уж давненько… Аккурат в год, как школав Скаредо опустела. А теперь простите, ребятишки, но я вас выпроваживаю. Мне кСарданапалу надо заглянуть, сказать ему кой-чего! – проговорил Тарарах.

– А что там было, в Скаредо? Или этотайна? – жадно спросил Ванька.

– Не то чтобы тайна… а… ну просто неговорят об этом, и все… Да и чего тут расскажешь? Никто ничего толком не знает.Была магическая школа, а потом раз – и нет ее. Вот и вся история, –уклончиво ответил питекантроп.

Он бесцеремонно выпроводил их за дверь ирешительно закосолапил к лестнице атлантов.

– Разве кабинет Сарданапала в тойстороне? Что-то Тарарах темнит. Не нравится мне это, – пробурчал Ванька.

Таня ощутила дразнящую дрожь опасности. И нетолько дрожь. Точно тающая ледяная мышь скользнула по ее позвоночнику. Этоощущение было особым. Его ни с чем нельзя было спутать.

– Скаредо… – повторила Таня, смутноприпоминая, что видела сегодня за обедом у Склеповой книгу о магических школах.Это было странно, потому что прежде Гробыня не читала ничего, кромежурнальчиков, пособий по изменению внешности и самоучителей по охмурению.

– Ванька, ты давно был вбиблиотеке? – спросила она.

– Был давно, но дорогу примернопомню, – прищурившись, сказал Валялкин.