Присяжные отсутствовали не более получаса. Вынесенный имиприговор был принят всеми как неизбежное: «Виновен».

Мистер Саттертуэйт выслушал приговор и, задумчиво сдвинувброви, удалился из зала суда.

Вообще-то процессы подобного рода его, как правило, непривлекали. Он был слишком брезглив по натуре и не находил интереса вомерзительных подробностях заурядного убийства. Однако дело Мартина Уайлдапоказалось ему не совеем заурядным. Молодой человек, осужденный за убийство,был, что называется, джентльменом, что же касается жертвы — молодой супругисэра Джорджа Барнаби — мистер Саттертуэйт знал ее лично.

Размышляя о превратностях судьбы, он дошел до конца улицыХолборн и углубился в лабиринты узких улочек и переулков, ведущих к Сохо. Водном из этих переулков находился маленький ресторанчик, известный лишьнемногим посвященным, и в их числе почтенному мистеру Саттертуэйту. Ресторанчикбыл не из дешевых — скорее наоборот, из самых дорогих — и предназначался длятрапез законченных gourmet[16]. Внутри было тихо, презренные звуки джазаникогда не оскорбляли слуха посетителей. Официанты с серебряными подносами неслышновозникали из полутьмы, словно участвуя в некоем таинственном священном обряде.Ресторанчик назывался «Арлекино».

Все еще погруженный в задумчивость, мистер Саттертуэйтсвернул в «Арлекино» и направился к уютному месту в дальнем углу, где находилсяего любимый столик. Благодаря упомянутой уже полутьме он, лишь дойдя до самогоугла, разглядел, что его столик уже занят высоким темноволосым человеком. Лицопосетителя было скрыто тенью, зато фигура была освещена мягкими лучами,струящимися сквозь витражные стекла, и от этого его костюм, сам по себе ничемне примечательный, казался вызывающе-пестрым.

Мистер Саттертуэйт хотел было уже отойти, но в этот моментнезнакомец случайно повернулся — и мистер Саттертуэйт узнал его.

— Боже милостивый! — воскликнул он, ибо имел приверженностьк устарелым словам и выражениям. — Неужто мистер Кин?!

Мистера Кина он встречал в своей жизни трижды, и каждый разпри этом случалось что-то необычное. И каждый раз мистер Кин каким-тонепостижимым образом умел показать в совершенно ином свете то, что до этогобыло и без него известно.

Мистер Саттертуэйт ощутил приятное волнение. В жизни емуобыкновенно отводилась роль зрителя, и он давно уже к этому привык, но иногда —в обществе мистера Кина — ему вдруг начинало казаться, что он вышел на сцену,чтобы сыграть одну из ведущих ролей в некоем спектакле.

— Я так рад вас видеть, — повторял он, сияя всем своимсухоньким личиком. — Очень, очень рад! Не возражаете, если я подсяду к вам?

— Что вы! Напротив, — отвечал мистер Кин. — Как видите, ятоже еще не приступал к обеду.

Выплывший из темноты метрдотель почтительно завис над ними вожидании заказа. Мистер Саттертуэйт, как и подобает человеку с утонченнымвкусом, целиком отдался ответственейшему делу — выбору блюд. Через несколькоминут метрдотель, с легкой улыбкой одобрения на устах, уплыл обратно в темноту,и один из его подручных приступил к священнодействию. Мистер Саттертуэйтобернулся к мистеру Кину.

— Я только что из Олд-Бейли[17], — сообщил он. — Оченьпечальная история!

— Его признали виновным? — спросил мистер Кин.

— Да. Присяжные совещались всего полчаса.

Мистер Кин понимающе кивнул.

— Что ж, это неизбежно, раз факты были против него.

— И все же… — начал было мистер Саттертуэйт и осекся.

— Ваши симпатии на его стороне, — закончил за него мистерКин. — Это вы собирались сказать?

— Да, пожалуй. Мартин Уайлд — такой с виду славный молодойчеловек — просто не верится, что он мог… Хотя, конечно, за последнее время такмного славных с виду молодых людей оказалось на деле хладнокровными и жестокимиубийцами…

— Даже слишком много, — заметил мистер Кин.

— То есть?

— Слишком много — для самого Мартина Уайлда. Его дело ссамого начала рассматривалось как очередное в ряду сходных преступлений: мужстремится избавиться от жены, чтобы жениться на другой.

— Что ж, — с сомнением произнес мистер Саттертуэйт, — факты— вещь упрямая.

— Кстати, — перебил его мистер Кин, — я не очень хорошознаком с фактами.

Сомнения мистера Саттертуэйта тотчас же улетучились. Онвдруг ощутил необычайный прилив сил, ему захотелось покрасоваться передсобеседником.

— Так позвольте, я попытаюсь их изложить. Я ведь знаком ссемьей Барнаби и знаю кое-какие подробности этого дела… Вы с моей помощьюсможете взглянуть на всю историю изнутри, как бы из-за кулис.

Ободряюще улыбнувшись, мистер Кин подался вперед.

— Думаю, мистер Саттертуэйт, лучше вас никто мне этого нерасскажет, — доверительно шепнул он.

Ухватившись обеими руками за край стола, мистер Саттертуэйтначал свой рассказ. Он прямо-таки воспарил и чувствовал себя в этот моментнастоящим художником — художником, в палитре которого не краски, но слова.

Несколькими быстрыми и точными мазками он обрисовал жизнь вДиринг-Хилле. Сэр Джордж Барнаби — самодовольный старый богач, страдающийожирением, — вечно занят пустяками: по пятницам днем заводит часы во всем доме,по вторникам с утра оплачивает свои хозяйственные счета и каждый вечерсамолично проверяет, заперто ли парадное. Рачительный хозяин, одним словом.

От сэра Джорджа он перешел к леди Барнаби. «Здесь мазки егостали чуть менее размашистыми, но от этого не менее точными. Он видел ее всеголишь раз, но у него сложилось о ней вполне определенное впечатление, как осоздании живом, трогательно-юном и дерзком. Попавший в западню зверек — воткого она ему напомнила.

— Она ненавидела его, понимаете? Выходя замуж, она просто непредставляла, на что идет. А потом…

По словам мистера Саттертуэйта, она была в отчаянии,металась из одной крайности в другую. Не имея собственных денег, она полностьюзависела от своего престарелого супруга. Да, она походила на загнанногозверька, не осознавая еще своей силы, ее красота еще только обещала раскрыться.Однако несомненно, что в душе этого зверька таилась и звериная алчность, заявилмистер Саттертуэйт. Дерзость и алчность, жадное стремление вцепиться в жизнь ивырвать у нее все, что только возможно.

— С Мартином Уайлдом сам я не был знаком, — продолжал он, нослышать о нем слышал. От его дома до Диринг-Хилла не больше мили. Он занималсяфермерством — и леди Барнаби тоже то ли интересовалась, то ли притворялась, чтоинтересуется тем же предметом. По-моему, скорее притворялась. Думаю, она простоусмотрела в Map-тине свой единственный шанс и уцепилась за него, как ребенок.Что ж, конец у этой истории мог быть только один, и мы уже знаем какой — письмаведь зачитывались в суде. У леди Барнаби, правда, никаких писем не сохранилось,зато сохранились у него. Из ее писем достаточно ясно, что он к ней охладел, —да он и не отрицает этого. К тому же есть другая девушка, тоже из Диринг-Вейла:Сильвия Дейл, дочь местного врача. Видели ее в суде? Ах да, вы не могли еевидеть, вас же там не было… Тогда что вам о ней сказать? Такая милая девушка —хотя, кажется, недалекая. Но зато очень кроткая и какая-то спокойная, что ли. Иглавное, видно, что у нее доброе, преданное сердце.