Последнее, что увидел Никита, покидая столовую, быладевушка, прилипшая к широкому, на всю стену, оконному стеклу. Студентка,соплячка, случайная обслуга. Похожая на Джанго, но не Джанго…

* * *

…Всю дорогу до аэропорта Корабельникоff молчал. Да и Никитапомалкивал: шеф явно не в настроении, уехал с торжества как простой гость;один-единственный рассеянный поцелуй Мариночки в качестве утешительного приза.В ушах еще звучали обрывки прощального разговора.

— Ну, не сердись, девочка…

— Я не сержусь…

— Это просто дела.

— Я не сержусь. Правда.

— Все будет хорошо? — Корабельникоff понизилголос.

«Все будет хорошо», надо же, как звучит. Прямо заклинание.Смотри у меня, попробуй только испортить это «все будет хорошо»! Никакогофлирта с мужиками, никаких ходок на сторону, никакого облизывания губ, янадеюсь на тебя, надеюсь…

— Все будет хорошо, — Мариночка была самакротость. — Эка за мной присмотрит… Будет стрелять на поражение.

— Да, с Экой нужно держать ухо востро. Возвращайся кгостям, моя хорошая… Это ведь твой праздник… Я позвоню, как только прилечу.

— Я буду на связи…

Никита хмыкнул: шутка Мариночки понравилась ему больше, чемблеклый комментарий Корабельникоffа. На Никиту Мариночка и не взглянула: с техпор, как он трусливо бежал от ее коленей, чертова кукла взяла за правило в упорне замечать личного шофера мужа.

* * *

…Они расстались у терминала. Корабельникоff пожал Никитеруку, сообщил время прилета в Питер — на Мюнхен отводилось ровно два дня — инаправился к стойке. Глядя на его прямую спину, Никита вновь вспомнил о Джанго.

Странная штука — теперь все напоминало ему о Джанго:испуганная девушка-официантка, спина Kopaбeльникoffa; сырая, пахнущаяводорослями питерская ночь, пустая кофейня, в которой он завис на добрых двачаса, пустая чашка кофе; фонари, которые при желании можно было спутать сжелтыми зрачками собачьей богини… Что-то подобное было с ним много лет назад,когда он впервые встретил Ингу. Тогда все было только поводом, толькопредлогом… Вся жизнь-до Инги тоже была только предлогом. У него еще была перваяжена, у нее еще был первый муж, и их так внезапно вспыхнувшим чувствам пришлосьукрадкой встречаться на нейтральной территории — в метро, в кафе, натроллейбусных остановках, в лифте у Митеньки Левитаса, в его холостяцкой,пропахшей собачатиной, квартире… Развод с первой женой прошел для Никитыбезболезненно, о разводе Инги он так ничего и не узнал — она никогда непосвящала его в свое прошлое. Она забывала о прошлом, как только онопереставало быть настоящим. Вот только на сыне… Вот только на Никите-младшемона подломилась…

Черт… Инга! Надо же, дерьмо какое!

Сегодня двенадцатое, день ее рождения!

А он напрочь забыл об этом! Напрочь. А ведь еще совсемнедавно думал, что бы такое ей подарить сногсшибательное, сукин сын!…

Была глубокая ночь, и Никита расстроился еще больше. Приличногоподарка глубокой ночью не подберешь, цветочники у метро наверняка втюхаюткакие-нибудь завалящие розы, которыми так удобно бить по морде отвергнутыхлюбовников, в общем — полный швах. Застенчивые мальчишеские мечты о Джангоотошли на второй план, уступив место угрызениям совести: а не скрывалась ли заэтой хреновой и так внезапно навалившейся, мать ее, забывчивостью недостойнаямужчины месть?.. Недостойная Никиты, недостойная самой Инги…

Он почему-то вспомнил об орхидее, которую — вместе со всемиподарками от дружного коллектива компании — вывалил в прихожейкорабельникоffских апартаментов. Это было бы совсем неплохо. Совсем. Неплохо,сдержанно и стильно. Мариночке эта орхидея нужна как зайцу стоп-сигнал, в гробуона видел экзотический цветочек. От нее самой за версту несет секонд-хэндовскойэкзотикой. Она и не вспомнит о коробочке, она о ней и не узнает.

Не узнает.

Если Никита хотя бы раз воспользуется своим служебнымположением и…

Дурацкая мысль.

Чтобы отогнать дурацкую мысль, Никита заказал себе еще кофе.И даже для убедительности потряс головой. Но мысль не уходила, наоборот, —со знанием дела окапывалась в Никитиных мозгах. Наваждение тигрового окраса несмыл даже стакан минералки, последовавший после кофе. А к вишневому соку Никитаи вовсе спекся. И достал из кармана связку: ключи от Пятнадцатой линии занималина ней почетное место. Похотливая тварь за городом и сегодня вряд ли вернется.Гора презентов скучает в прихожей, и ему ничего не стоит заехать сейчас наквартиру Корабельникоffа и умыкнуть орхидею. А заодно и еще что-нибудь.Что-нибудь, не нужное Мариночке… Да и Инге, по большому счету не нужное… Анужное ему, Никите.

Чтобы совсем уж не чувствовать себя подлецом.

* * *

…От «Идеальной чашки», в которой заседал Никита, доПятнадцатой линии было не больше сорока секунд езды. И на то, чтобыразгуляться, у совести времени не было. Так что в дом Никита вошел бодрячком. Ибодрячком сунул ключи в замочную скважину. И бодрячком присел перед подарочнойкучей, подсвечивая себе зажигалкой: большой свет он не включил изпредосторожности. Орхидея лежала там, где он оставил ее: между коробочкойпобольше (духи «Sentiment») и коробочкой поменьше (духи «Guerlain Chamade»). Нина одну из коробочек Никита не польстился, такими коробочками, теперьпозабытыми и ссохшимися, была уставлена вся бывшая их спальня. Да и Инге большене нужны были запахи. Единственный запах, который у нее остался, — запахземли с могилы Никиты-младшего. Но вот цветок-Цветок был вызывающе живым.Цветок мог тронуть любое сердце. И даже те куски незаживающей плоти, которыеостались от сердца.

Никита сунул орхидею в сумку. И совсем было собрался уходитьиз квартиры, когда услышал этот звук. Звук тихонько льющейся из незакрытогокрана воды. Это было странно, ведь сегодня днем, когда Никита ненадолгопоявился здесь, никаких посторонних шумов не было… Но тогда был день, а ночьюзвуки резче, да и выглядит все совсем по-другому. Никита машинально двинулся покоридору, в направлении звука: он доносился из-за приоткрытой двери ванной.Оттуда же пробивалась узкая полоска света, и он замер, остановился.

Сейчас около половины третьего, и Мариночка вполне моглавернуться, хотя…

Хотя о ее возвращении из Всеволожска в Питер речи не было.Иначе Корабельникоff сказал бы ему об этом.. А впрочем, у Мариночки быласобственная тачка и собственный телохранитель, и ей самой решать — вернутьсяили нет. Хорошо еще, что он не нарвался на Эку, та была бы еще сцена! Мало тогочто хлопот не оберешься, так еще и объяснять пришлось бы цели визита — лежа наполу с завернутой за спину рукой. И млея от застывшего в опасной близости отпереносицы пистолетного ствола…

Ему бы уйти подобру-поздорову, на цыпочках, с трофейнымцветиком-семицветиком в сумке… Ему бы уйти, не раздумывая!…