На второй неделе был зачитан обвинительный протокол. Егочтение продолжалось полтора дня — полтора дня сухого перечисления. Подсудимаяпод номером один обвиняется по следующим пунктам… она совершила… онаучаствовала… она входила… далее ей вменяется… тем самым состав преступленияотвечает параграфу такому-то, с учетом вышеизложенного и принимая во внимание…она действовала неправомерно и противозаконно. Ханна была подсудимой подномером четыре.

Пять женщин, сидевших на скамье подсудимых, былинадзирательницами в небольшом женском лагере под Краковом, подчиненномОсвенциму. Их перевели туда из Освенцима весной 1944 года для заменынадзирательниц, частично погибших, частично раненых во время взрыва на лагернойфабрике, на которой работали женщины-заключенные. Один из пунктов обвинениякасался их поведения в Освенциме, однако отступал на задний план перед другимиобвинительными пунктами, и я уже его не помню. Может, он относился вовсе не кХанне, а только к остальным четырем? Может, он был не таким уж важным посравнению с другими пунктами обвинения или сам по себе? Может, просто нельзябыло не обвинить того, кто выполнял те или иные служебные функции в Освенциме икого теперь вывели на чистую воду?

Разумеется, пять обвиняемых женщин не руководили темлагерем. Там был свой комендант, свое подразделение охраны, а также другиенадзирательницы. Большинство солдат-охранников и надзирательниц погибло вовремя бомбежки, закончившей в одну из ночей передвижение колонны заключенных излагеря на запад. Некоторые скрылись той же ночью и исчезли так же бесследно,как и комендант, который бежал еще до того, как колонна выдвинулась в путь.

По сути дела, никто из заключенных не должен был остаться вживых после той ночи бомбежки. Однако двоим все же удалось спастись, матери идочери, и дочь написала книгу о лагере и том марше узников на запад иопубликовала ее в Америке. Полиция и прокуратура выследила не только пятерыхобвиняемых, но и разыскала нескольких свидетелей из деревни, на которую упалитогда бомбы, поставившие точку на марше лагерной колонны. Главными жесвидетелями были дочь, приехавшая в Германию, и ее мать, оставшаяся в Израиле.Для допроса матери суд, прокуроры и защитники специально летали в Израиль —единственная часть процесса, на которой я не присутствовал.

Один из главных пунктов обвинения касался лагерных селекций.Каждый месяц из Освенцима в лагерь под Краковом доставляли примерно шестьдесятновых женщин и столько же надо было отправить обратно в Освенцим, за вычетомтех, кто за это время умер. Все знали, что женщин в Освенциме ждала смерть;туда отсылались те, кого нельзя было больше использовать для работы на фабрике.Это была фабрика по изготовлению боеприпасов, работа на которой сама по себебыла не очень тяжелой, однако женщинам практически не приходилось заниматьсяею, поскольку после взрыва весной, оставившего после себя большие разрушения,их задействовали, главным образом, на строительно-восстановительных работах.

Другой главный пункт обвинения касался той ночи, которойпроизошла бомбежка и которой все закончилось. Солдаты-охранники вместе снадзирательницами заперли всех женщин — их было в той колонне несколько сотен —в церкви деревни, покинутой большинством жителей. На деревню упало всегонесколько бомб, предназначавшихся, быть может, для местной железной дороги илидля близлежащего заводского комплекса или, быть может, сброшенных просто так,потому что они оставались лишними после налета бомбардировщиков на какой-нибудьгород покрупнее. Одна бомба попала в дом пастора, в котором спали солдаты инадзирательницы. Другая угодила в церковную башню. Сначала загорелась башня,потом крыша, потом балки перекрытия, пылая, обрушились внутрь церкви иперебросили огонь на ряды стульев. Тяжелые двери выстояли перед ударамизаключенных. Обвиняемые могли бы их открыть. Но они не сделали этого, изапертые в церкви женщины сгорели заживо.

Для Ханны процесс оборачивался наихудшим образом. Уже вовремя своего первого допроса она произвела на суд не самое благоприятноевпечатление. После зачтения обвинительного протокола она попросила слова,потому что что-то там показалось ей неточным; председательствующий судья,несколько озадаченный, указал ей на то, что перед началом судебногоразбирательства у нее было достаточно времени изучить все пункты обвинения ипредоставить по ним свои возражения, сейчас же, сказал он, процесс находится всвоей главной фазе и что там в обвинении верно или неверно, покажет судебноеследствие с привлечением вещественных доказательств. Когда к началу судебногоследствия председатель предложил не зачитывать немецкий перевод книги дочери,поскольку эта книга еще до публикации ее немецким издательством была в видепечатного оригинала предоставлена для ознакомления всем участникам процесса,адвокату Ханны пришлось под недоуменным взглядом председателя уговаривать еесогласиться с этим предложением. Она не хотела. Она не хотела также признавать,что на одном из предыдущих допросов показала, что у нее был ключ от церкви.Нет, у нее не было никакого ключа, ни у кого не было ключа, там был вовсе неодин ключ, а несколько, к нескольким дверям, и все они торчали снаружи взамках. Однако, судя по протоколу ее предварительного судебного допроса,прочитанному и подписанному ею, дело выглядело несколько иначе, и то, что онаспрашивала, почему ей хотят что-то ложно приписать, ничуть не улучшалоситуации. Она спрашивала не громко, не своенравно, но настойчиво и при этом,как мне казалось, находилась в явном замешательстве и полной растерянности, иее заявления на тот счет, что ей хотят что-то приписать, вовсе неподразумевались ею как упрек в вынесении ей неправосудного приговора. Нопредседательствующий судья расценивал их именно так и реагировал со всейстрогостью. После одного из его замечаний адвокат Ханны вскочил и затараторил,горячо и рьяно, его спросили, не разделяет ли он случайно упрек своейподзащитной, и он снова сел на место.

Ханна хотела делать все как следует. Там, где она считала,что с ней поступают несправедливо, она возражала, и соглашалась там, где, по еемнению, утверждения и обвинения в ее адрес были справедливыми. Она возражала совсей настойчивостью и соглашалась со всей готовностью, словно приобретая своимисогласиями право на возражения или беря на себя своими возражениями обязанностьсоглашаться с тем, чего она не могла отрицать по своей честности. Однако она незамечала, что ее настойчивость злит председателя. У нее не было чувстваконтекста, правил, по которым велось действие, формул, по которым еевысказывания и высказывания других выводились в значения виновности илиневиновности, приговора или оправдания. Для компенсации отсутствующего у неечувства ситуации ее адвокату следовало бы иметь побольше опыта и уверенностиили просто быть лучше. Или же Ханне не надо было затруднять ему работу; она,очевидно, не доверяла ему, но вместе с тем она не взяла себе адвоката своегодоверия. Ее адвокат был назначен ей судом.

Иногда Ханна добивалась легкого подобия успеха. Мневспоминается ее допрос, касавшийся селекций в лагере. Другие обвиняемыеотрицали, что имели к ним когда-либо какое-либо отношение. Ханна же сготовностью показала, что участвовала в них, не одна, а точно так же, как идругие, и вместе с ними, и председательствующий судья стал задавать ей болееконкретные вопросы: