Церковь была лучшим пристанищем, чем сараи и стены. Когдаони проходили мимо покинутых крестьянских дворов и сворачивали в них на ночлег,то солдаты и надзирательницы останавливались в хозяйском доме. Здесь, в этойпочти опустевшей деревне они расположились в доме пастора, а заключеннымпредоставили все же кое-что получше, чем просто сарай или стена. То, что онисделали это, и то, что в деревне нашелся даже горячий бульон, показалосьизможденным женщинам обещанием окончания всех страданий. С тем они и уснули.Чуть позже полетели бомбы. Пока горела только башня, огонь в церкви был слышен,но не виден. Когда верхушка башни обломилась и упала на стропила чердака, топрошло еще несколько минут, прежде чем показалось мерцание огня. И потом ужевниз, поджигая одежду, посыпались огненные искры, стали ломаться и рушитьсягорящие балки, перекидывая огонь на стулья и кафедру, через короткое времяперекрытие чердака с грохотом повалилось в неф и пожар был уже повсюду.

Дочь считает, что женщины могли бы спастись, если бы онисразу все сообща принялись выламывать одну из дверей. Но пока они поняли, чтопроизошло, пока они осознали, что еще произойдет и заметили, что им так и неоткрыли дверей, было уже поздно. Когда их разбудил разрыв бомбы, стоялаглубокая ночь. Некоторое время женщины слышали только странный, тревожношелестящий шум в башне наверху и лежали совсем тихо, чтобы как следуетвслушаться в этот шум и определить, что же это такое. То, что это былатрескучая поступь огня, то, что это были огненные всполохи, озарявшие время отвремени тьму за окнами, то, что удар, который они услышали у себя над головами,означал переход огня с башни на крышу, — это женщины поняли только тогда, когдабалки крыши стали заметно прогорать. Они все поняли и закричали, закричали отужаса, закричали, зовя на помощь, бросились к дверям, стали бить по нимкулаками, расшатывать их, молить, чтобы их выпустили.

Когда чердачное перекрытие рухнуло в неф, огонь, оберегаемыйкаменными стенами церкви, разгорался, словно внутри камина. Большинство женщинне задохнулось от дыма, а сгорело в ярко и громко полыхающем пламени пожара.Под конец огонь прожег, прокалил насквозь даже толстые, обитые железом дверицеркви. Но это было несколькими часами позже.

Мать и дочь остались в живых потому, что мать по ложнымсоображениям поступила правильно. Когда женщины ударились в панику, она немогла больше находиться среди них. Она бежала наверх, на хоры. То, что пламятам было ближе, ее в ту минуту не волновало, она просто хотела быть подальше откричавших, бегавших туда-сюда, горевших женщин. Хоры были узкими, такимиузкими, что оказались почти незадетыми падающими балками. Мать и дочь стояли,прижавшись к стене, видя и слыша, как свирепствует пожар. На утро они неотважились спуститься вниз и выйти наружу. В темноте следующей ночи они боялисьсделать неверный шаг, чтобы не оступиться, сходя вниз. Когда на рассветевторого дня они вышли из церкви, они встретились с несколькими жителямидеревни, которые безмолвно и ошалело таращились на них, однако дали им еду иодежду и отпустили их с миром.

— Почему вы не открыли двери?

Председательствующий судья задавал этот вопрос каждой изобвиняемых по очереди. И каждая из обвиняемых давала один и тот же ответ. Онане могла открыть. Почему? Ее ранило, когда бомба попала в дом пастора. Или онанаходилась в шоке от взрыва бомбы. Или после взрыва бомбы она помогала раненымсолдатам и другим надзирательницам, вытаскивала их из-под обломков,перевязывала, оказывала необходимую медицинскую помощь. Она не подумала оцеркви, не находилась в этот момент рядом, не видела пожара в церкви и не слышалаиз нее криков.

Председатель предъявлял каждой обвиняемой по очереди одно ито же возражение: в рапорте, однако, можно прочитать кое-что совсем другое.Такая осторожная формулировка была выбрана им нарочно. Сказать, что в рапорте,найденном в архивах СС, было написано другое, было бы неправильным. Но то, чтов нем можно было прочитать другое, это было правильным. Рапорт поименно называлтех, кто был убит и кто был ранен в доме пастора, кто повез раненых нагрузовике в лазарет и кто сопровождал этот грузовик. В рапорте говорилось, чтонадзирательницы остались в деревне, чтобы переждать, пока огонь не уляжется,чтобы предотвратить его распространение и пресечь попытки заключенных кбегству, возможные под защитой пожаров. В рапорте говорилось о гибели заключенных.

То, что имен обвиняемых не было среди имен, перечисленных врапорте, говорило о том, что обвиняемые находились в числе надзирательниц,оставшихся в деревне. То, что надзирательницы остались в деревне, чтобыпресекать попытки к бегству, говорило о том, что с выносом раненых из домапастора и отъездом грузовика в лазарет еще не все закончилось. Оставшиесянадзирательницы — так можно было прочитать в рапорте — дали спокойно полыхатьпожару в церкви и не отперли ее дверей. Среди оставшихся надзирательниц — такможно было прочитать в рапорте — находились и обвиняемые.

Нет, говорила одна обвиняемая за другой, это было не так.Этот рапорт неверен. Это видно, например, уже по той задаче, которая, какуказано в нем, была поставлена перед оставшимися в деревне надзирательницами:предотвратить распространение пожаров. Разве в состоянии они были выполнитьтакую задачу? Чепуха какая-то. Равно как и другая задача: пресекать попытки кбегству, возможные под защитой пожаров. Чушь. Какие попытки к бегству? К томувремени, когда они оказали всю необходимую помощь своим, и теоретически моглибы помочь другим, то есть заключенным, там уже некому было бежать. Нет-нет, врапорте ни единым словом не говорится о том, что им пришлось проделать ивыстрадать той ночью. Откуда мог взяться такой странный рапорт? Они и сами незнают.

Пока очередь не дошла до бойкой на язык гусыни:

— А вы спросите вот эту!

Она показала пальцем на Ханну.

— Это она написала рапорт. Она во всем виновата, она одна, исвоим рапортом она хотела прикрыть это и еще и нас очернить.

Председатель спросил Ханну. Но это было в конце. Сначала жеон спросил:

— Почему вы не открыли двери?

— Мы… Мы были…

Ханна искала правильный ответ.

— Мы не знали, что нам еще оставалось делать в той ситуации.

— Вы не знали, что вам оставалось делать в той ситуации?

— Нескольких из нас убило, а другие удрали. Они сказали, чтоотвезут раненых в лазарет и вернутся обратно, но они знали, что не вернутся, имы тоже это знали. Может быть, они поехали вовсе не в лазарет, раненые были нев таком уж плохом состоянии. Мы бы тоже поехали с ними, но они сказали, чтораненым нужно место, и потом… и потом они все равно не хотели тащить за собойстолько женщин. Я не знаю, куда они поехали.

— И что вы делали дальше?