— Следуйте за мной обе, — коротко приказал он. Онив молчании спустились в роковую пещеру, только там антропофаг объявил твердым испокойным, но от этого еще более жутким голосом:

— Для вас все кончено. Вы никогда больше не увидитесолнца.

Произнеся эти страшные слова, он взял розги, подошел ксестре и в продолжение целых пятнадцати минут осыпал сильнейшими ударами все еетело, в особенности живот.

— Сколько месяцев твоему зародышу? — заоралвзбесившийся монстр.

— Шесть, — ответила нежная и прелестная девушка иупала на колени. — Если твой гнев заставляет тебя уничтожить во мне однойтвою сестру, твою любовницу, твоего верного друга, мать твоего ребенка наконец,то сделай это хотя бы после того, как появится на свет несчастный плод нашейлюбви.

— Клянусь дьяволом, это очень бы меня огорчило, —сказал Ролан. — На свете достаточно одного такого чудовища, как я, ивторого земля не потерпит. Кроме того, тебе хорошо известно, что я терпеть немогу потомства, и, оставив ребенка, ты совершила самую большую из своихглупостей: ты сама подписала себе смертный приговор своим собственным семенем,которое породило этот плод.

— Смилуйся, милый мой Ролан!

— Ну уж нет! Ты умрешь вместе с твоим зародышем, яхочу, чтобы через час здесь не было ни матери, ни ребенка. Но небеспокойся, — продолжал злодей, привязывая свою несчастную сестру кдеревянной скамье, широко раздвинув ей ноги и подложив под зад мешок сшерстью, — ни о чем не беспокойся: вырвав дерево с корнем, я тут же посажувзамен другое. Приласкай меня, Жюстина, пока я занимаюсь посадкой.

О Боже, великий и всемогущий! Где найти силы, чтобы описатьэту мерзкопакостнейшую сцену? Отвратительный монстр вскрыл скальпелем живот сестры,вырвал оттуда плод, бросил его под ноги и заменил уничтоженный зародыш кипящейспермой, которую исторгла из него Жюстина. Он оставил несчастную женщину,которая еще дышала, и посмотрел на Жюстину.

— Теперь твоя очередь, но я хочу осуществить эту приятнуюпроцедуру еще более варварским способом; тяжкий груз благодарности снова давитна мою раскаявшуюся душу, и я должен снять его, снять во что бы то ни стало.

При этом снова начал усиленно мастурбировать.

— Я привяжу тебя к окровавленным останкам моей нежнойсестрички и опущу вас обеих в трупную яму. Там без помощи, без пищи в обществежаб, крыс и ужей ты будешь еще живой утолять голод этих тварей и медленноиздыхать в ужасных муках. Тебя тоже будет мучить ужасный голод, и тебе придетсяжрать привязанный к тебе труп. Ах, шлюха, эта мысль сводит меня с ума,посмотри, в каком состоянии мой член, хотя я только что освободился от спермы.А теперь, Жюстина, я должен еще раз побывать в твоей заднице, прежде чем мырасстанемся навсегда… Какой же прекрасный у тебя зад, плутовка! Как жальотдавать эти прелести на корм червям! Дай-ка я выпорю его напоследок, издеруего в кровь, чтобы довершить эрекцию.

Его сестра еще дышала, трудно и прерывисто; Ролан положилЖюстину на живот умирающей в такое положение, чтобы промежность однойприжималась к обеим грудям другой. Экзекуция началась; палач одновременно билпо трепещущей груди своей несчастной сестры и по многострадальным ягодицамнашей героини, которую то и дело тыкал лицом в залитые кровью потроха ееподруги по несчастью.

— Ах, шлюха! — рычал он, нанося неистовыеудары. — Я хотел бы засунуть тебя в живот моей сестры, зашить его,законопатить тебя там, как в гробу… Однако погоди, я же совсем забыл! Ну этосовершенно непростительно с моей стороны, мой ангел! Одна из твоих подруг ещежива в том жутком подвале, а ведь я собирался прикончить вас вместе… Сейчас яее приведу.

Монстр поспешно вышел, оставив свою страдающую жертвунаедине с умирающей женщиной, чьи стоны раздирали сердце Жюстины. Она хотелавоспользоваться передышкой, чтобы оказать хоть какую-то помощь сестре хозяина.Увы, было уже поздно, самое полезное, что можно было для нее сделать, —это прикончить ее, но милосердие такого рода было чуждо нежной душе Жюстины.Все ее старания были бесполезны, впрочем, и времени на это уже не было:вернулся Ролан вместе с Делиль.

— Смотри, какой я заботливый, Жюстина, я хочу, чтобытвоя подруга умерла вместе с тобой.

Жестокостям, как обычно, предшествовали грязные ласки. Потомобезумевший злодей взялся за любимое дело: длинной палкой, утыканной на концегвоздями, он буквально раскрошил обольстительные ягодицы добрейшей хозяйкигостиницы. Затем привязал ее к двум другим, совершил с ней короткий энергичныйакт содомии, после чего расположил все три жертвы таким искусным образом, чтосмог по очереди сношать распоротый живот одной, рот второй и зад третьей.Наконец он всерьез взялся за Делиль; он ее повесил, забрался ей на плечи истиснул ногами ее шею, чтобы сильнее сжать шейные позвонки.

— Гляди, Жюстина, — говорил он, изо всех силмассируя себе член, — с тобой будет то же самое, если только меня непрельстит мысль закопать тебя живьем. Эта смерть ужасна… Я готов кончить, стоиттолько мне представить твои страдания.

С такими словами он схватил несчастную Жюстину, крепкопривязал ее к двум трупам и обвязал всю группу толстой веревкой. Открыл яму длятрупов, спустил туда лампу и приготовился опустить следом три связанных трупа.

— Пора, Жюстина, — заявил он, не переставаямастурбировать, — пора нам распрощаться навсегда… да, навсегда, мы большене увидимся. Пожинай теперь плоды твоей добродетельности, глупая дева, иподумай, не лучше ли было бы тебе вообще не помогать мне, когда ты менявстретила, чем давать палачу повод предать тебя ужаснейшей из смертей.

И он спустил груз в яму; почувствовав, что связанные жертвыкоснулись дна, распутник сбросил сперму на их головы и сопроводил последнийпорыв своей ярости грязными ругательствами. На этом все закончилось, каменьснова закрыл яму.

Бедная наша Жюстина! Несчастнейшая из смертных! Вот ты и угодилаживьем в обитель смерти, привязанная между двух трупов и сама мертвее мертвых,которые тебя окружают!

— Боже всесильный и справедливый! — Так заговорилаона, осознав весь ужас своего положения. — Есть ли на свете хоть односущество, которое бы страдало так же, как я? Боже правый, умоляю, не оставляйменя, дай мне силы уберечься от отчаяния, на которое обрекает твою рабужестокая судьба. Все, что ты делаешь, имеет свою цель, и я не требую объяснитьмне твои декреты, потому что знаю, что они непостижимы так же, как ты сам, носкажи, в чем я провинилась, чтобы со мной поступали подобным образом? Но еслине хочешь, не надо: я подчинюсь твоей воле, пусть она свершится, ведь я, бытьможет, была орудием порока, заслуживающего кары. Я оставляю тебе, Господи, своетело, измученное болью, истощенное слезами нищеты и отчаяния, но дайустремиться к тебе моей душе, по-прежнему такой же чистой, как в первый день,когда ты мне подарил ее, и пусть твои утешающие руки примут в свои объятиянесчастную, которая только для тебя и жила!