— Подлая женщина! — вскричала Жюстина. — Еслик этому приводят твои страшные принципы, стоит ли удивляться, что честные людив ужасе отвергают их и преследуют?

Но Жюстина рассуждала как потерпевшая сторона, между тем какДюбуа, которая искала в этом предприятии свое счастье и свою выгоду, конечноже, думала иначе.

Жюстина все поведала Вальбуа, партнеру Дюбрея: и о заговорепротив его друга и о том, что ее обокрали. Вальбуа посочувствовал ей, искреннепожалел о смерти Дюбрея.

— Я бы очень хотел, — сказал этот порядочныймолодой человек, — чтобы Дюбрей дал мне перед смертью какие-тораспоряжения, касающиеся вас, и я бы с великим удовольствием выполнил их; я бытакже хотел услышать от него самого, что именно вы советовали ему оставить меняв комнате, но, увы, он ничего такого не сказал. Следовательно, его предсмертнаяволя нам не известна. Однако я видел ваше искреннее горе и должен самчто-нибудь сделать для вас, мадемуазель; но я молод, только-только начинаюторговлю, состояние мое невелико, и мне придется отчитаться в наших общих делахс Дюбреем перед его семьей, поэтому я могу позволить себе немногое и прошу вас неотказываться: вот вам пять луидоров, кроме того, у меня есть знакомая, честнаяторговка из Шалон-сюрСаон, моя землячка, она скоро возвращается домой, и япоручаю вас ее попечению. Мадам Бертран, — продолжал Вальбуа, представляяей Жюстину, — это та самая девушка, о которой я вам рассказывал и которуюя вам рекомендую; она ищет место, и я прошу вас отнестись к ней так, как еслибы речь шла о моей родной сестре, и сделать все, что возможно, чтобы найти внашем городке что-нибудь подходящее для нее сообразно ее характеру,происхождению и воспитанию… А до тех пор прошу взять ее расходы на себя: я ихвозмещу вам при встрече. Прощайте, мадемуазель, — и Вальбуа попросил уЖюстины позволения поцеловать ее. — Мадам Бертран уезжает завтра нарассвете, вы поедете с ней, и пусть вам немного больше повезет в нашем городе,где, может быть, мы скоро вновь увидимся.

Благородство молодого человека заставило Жюстинупрослезиться: добрые поступки исключительно приятны, особенно если вы долгоевремя видели только отвратительные. Она согласилась на все с условием, чтокогда-нибудь обязательно рассчитается с Вальбуа.

Пусть очередное благое намерение ввергло меня в беду, думалаона, выходя из гостиницы, по крайней мере впервые в жизни у меня появиласьнадежда на утешение посреди несчастий, которые постоянно навлекает на менядобродетель.

Был ранний вечер; испытывая потребность подышать свежимвоздухом, Жюстина спустилась к набережной Изера с намерением прогуляться, и каквсегда случалось с ней в подобных обстоятельствах, ее мысли увели ее оченьдалеко. Она увидела перед собой уединенную рощицу и присела под деревом, чтобыпредаться мечтаниям. Между тем наступила темнота, а девушка и не думалаподняться и уйти, и вдруг на нее навалилось трое людей: один зажал ей ротладонью, двое других бросили ее в коляску, забрались следом сами, коляскарванула с места и летела в темноте в течение трех долгих часов, и за это времяни один из похитителей не произнес ни слова и не отвечал на ее вопросы.

Хотя была глухая ночь, шторки были опущены, и Жюстина ничегоне видела. Наконец коляска подкатила к какому-то дому, открылись и тут же сновазакрылись тяжелые ворота; молчаливые спутники взяли ее под руки и провели черезнесколько темных помещений, потом остановились перед дверью, из-под которойпробивался свет.

— Жди здесь, — коротко и грубо приказал ей один изпохитителей и перед тем, как исчезнуть вместе со своими сообщниками, прибавил:— Сейчас ты увидишь кое-кого из знакомых.

И они растворились в темноте, заперев за собой двери. Почтив тот же момент открылась другая дверь, из нее вышла женщина со свечой в руке…О Господи! Знаете ли вы, кто была эта женщина? Перед Жюстиной предстала Дюбуасобственной персоной, ужасная злодейка, без сомнения, снедаемая неутомимойжаждой мести.

— Заходите, прелестное дитя, — язвительнопроизнесла она, — заходите и получите награду за добродетельность, которойвы насладились за мой счет… Сейчас я тебе покажу, стерва, как предавать меня!

— Я никогда вас не предавала, мадам, — поспешносказала Жюстина. — Ни разу, имейте это в виду! Я не сделала ничего такого,что могло бы бросить на вас тень, не сказала ни одного слова, компрометирующеговас.

— Разве ты не воспротивилась преступлению, которое язадумала? Разве не помешала ему, негодница? А ты ведь знала, что остановить моизлодейские порывы — значит нанести мне самую глубокую из всех мыслимых обид.Теперь ты будешь за это наказана, шлюха!

Произнося эти слова, она с такой силой сжала руку Жюстины,что едва не сломала ей пальцы.

Они вошли в ярко освещенную, роскошно обставленную комнату;это был загородный дом епископа Гренобля, который, лениво развалясь, возлежал вхалате из фиолетового атласа на широкой оттоманке. Позже мы вернемся к портретуэтого либертена.

— Монсеньер, — почтительно начала Дюбуа, положивруку на плечо Жюстины, — вот юное создание, которое вы пожелали, котороеизвестно всему Греноблю; это Жюстина, приговоренная к повешению вместе сизвестными фальшивомонетчиками и выпущенная из-под стражи как невиновная идобронравная девица. Вы видели ее во время допроса и захотели с нейвстретиться… Кстати, вы мне сказали так: если ее все-таки будут вешать, я даютысячу луидоров за возможность насладиться ею перед казнью. Она спасена, но недумаю, что от этого ее цена стала меньше.

— Намного меньше, — возразил прелат, не спешарастирая свой фаллос под рубашкой, — разумеется, гораздо меньше. Я готовбыл заплатить указанную сумму за удовольствие позабавиться с ней, а потомпередать ее палачу; я сделал невозможное, чтобы ее осудили, но тут появилсяэтот проклятый С. со своей готической справедливостью и спутал мне карты.

— Ну так что же, она перед вами; разве сегодня вы невольны поступить с ней так, как вам хочется?

— Да, да, мадам, я это знаю, но повторяю, что это неодно и то же: мне доставляет несказанное удовольствие пользоваться мечомправосудия для уничтожения этих потаскух.

— Тогда сударь, — предложила Дюбуа, — мыдобавим в это блюдо перцу, то есть присоединим к Жюстине ту смазливуюпансионерку из бенедиктинского монастыря в Лионе, чью семью вы так искусноразорили, чтобы девица оказалась в ваших руках.

— Как! Значит она наша?

— Да, монсеньер. Несчастная, лишенная всех средств ксуществованию, нынче вечером пришла сюда молить вас о помощи. Между прочим, онасочетает в себе добродетельность физическую и моральную, а та, что стоит передвами, далеко не невинна, зато обладает невиданной чувствительностью, котораястала ее второй натурой, и вам нигде не найти создания более честного идобрейшего. Они обе в вашем распоряжении, монсеньер, и вы можете отправитьобеих в иной мир сегодня же, или одну — нынче, другую — завтра. Что до меня, явас оставляю. Ваше расположение ко мне требует, чтобы я рассказала вам о моемприключении… Итак, один человек мертв… Мертв, монсеньер! И я исчезаю…