Белозерц встрепенулся, вроде бы послышался далекий гул. Нет,показалось…

Ктырь вскрикнул за спиной:

– Смотрите, там все горит!

На том берегу, куда ушел с двумя сотнями отважных Придон,сейчас разгорались огни. Уже не костры, так могут гореть в степи если не дома,то шатры, телеги, повозки, весь огромный обоз с его хламом, тряпками, запасамидерева для луков, топорищ, древков копий, мотков тетивы…

– Рано, – сказал Белозерц властно. – Рано!

– Но они уже начали, – не унимался Ктырь.

– Рано, – повторил Белозерц. – Надо, чтобы издесь все заметили. И чтобы поверили, что все войско переправилось на тотберег.

В темноте колыхалась тяжелая однообразная масса, словноподнималась талая вода, грозя выйти из берегов и захлестнуть весь мир. Белозерцслышал запах тысяч сильных тел, слышал сдержанное дыхание и даже сухое пряданьеушами, похожее на внезапный взлет из травы крупного кузнечика.

На него смотрели с ожиданием, он чувствовал, что смотрят,помимо военачальников, и тысячи пар глаз рядовых воинов, выждал еще, еще, азатем, взмолившись небу, чтобы удалось все рассчитать верно, крикнул:

– Вперед!.. Замостить ров!

Конский топот он услышал намного позже, а сперва конипронеслись так тихо, словно копыта обмотали тряпками. Первые три сотнивсадников проскакивали перед рвом по длинной дуге, швыряли заготовленныевязанки хвороста, а лишь потом Белозерц прокричал:

– На врага!

Вся конная масса ринулась в сторону огромного вала,отделившего их от мира, от жизни, от побед и красивой героической гибели стопором во вскинутой руке.

* * *

Во дворце тревожились, ждали вестей, ибо, по слухам,куявская армия блестяще окружила объединенное войско Придона и Оргоста, загналаих в мешок и даже отрезала от бегства глубоким рвом и высоким валом. Артанамоставалось только броситься на врага и погибнуть, причем половина погибнет ещево рву. Или же умереть с голоду, чтобы не сдаваться. Был еще вариант покончитьвсем самоубийством, это вполне в духе артан, хотя оставался шанс, что еслипопрыгают в бурное течение, то не все потонут, кого-то вода выбросит на берег,и если тот не умрет от сильнейшей простуды, уже почти зима, то может и уцелеть…до тех пор, пока не наткнется на шныряющих всюду в поисках артан куявов.

Слуги всерьез обсуждали, что последний вариант самый лучший:не придется закапывать десятки тысяч трупов артан, а закапывать надо, чтобы небыло трупных болезней. Им в ответ резонно указывали на время года: за зимузверье растащит даже кости, гнить весной будет нечему.

Итания не находила себе места, в груди свила гнездо боль, излые змеи, поселившиеся там, постоянно вонзали отравленные зубы в сердце.

Но однажды далеко за городом звонко пропели трубы. Онауслышала из своих высоких палат, встрепенулась. Возвращается человек, которогоненавидит и без которого жить не может. Возвращается с победой, так извещает осебе только победитель… но его победа – это унижение Куявии, разгром ееармий, кровь и разорение ее страны.

Придон поразился, когда Итания вышла навстречу бледная, похудевшая,с большими несмелыми глазами. Она не ждала его в своих покоях, но и не выбежаланавстречу, как уже встречают некоторых из его героев, вон у Ктыря уже на седлечто-то радостно визжащее и обнимающее за шею, целующее в глаза, щеки, брови,даже в уши, Придон взглянул только мельком, и то осталось впечатлениеискрящегося нетерпением счастья, а вот Итания смотрит грустно, с неловкойусмешкой. Сердце ее расколото: его победа – новое поражение ее Куявии.

Но и он сам на краткий миг показался ей не тем, которыйуезжал: стал выше, шире в плечах, пахнет силой и грубостью, движения сталибесцеремоннее, размашистее, перевязь сдернул через голову и швырнул в угол, неглядя, куда упадет его топор и что разобьет.

– Итания, – сказал он нежно, но голос его наполнилзал, эхо заметалось под сводами в поисках выхода. – Итания, я ни о чем немог думать, как о тебе… Наверное, я наделал множество ошибок!

Она улыбнулась натянуто, ответила с усилием, чувствуя, чтоее голос звучит тоже неестественно:

– Вряд ли, ведь ты малыми силами сумел разгромитьогромнейшее войско и привезти в Куябу пополнение!

Ей вдруг почудилось, что они оба избегают смотреть другдругу в глаза, что-то пробежало мимо, какая-то неловкость, натянутость. Онпоспешно обнял ее, она несмело прильнула к широкой груди, но так по крайнеймере не надо смотреть друг другу в глаза. Ухо уловило стук огромного сердца, наплечи и на спину легли горячие ладони. Она прислушалась, нет, все по-прежнему,от него тот же жар, та же страсть, та же мечта вдвинуть ее в свою грудь,закрыть там, как в створках закрывает жемчужину раковина, и носить в своемсердце, оберегая от холода, зноя, ветра, чужих взглядов.

– Мы оба наделали множество ошибок, – шепнула она.

– Да, – согласился он неожиданно. – Да,Итания…

Он подхватил ее на руки, ее тонкие бледные руки обхватилиего крепкую, прокаленную солнцем шею. Мрамор ступеней заискрился, приветствуя,поспешно лег под пыльные сапоги, повел к распахнутым дверям, где застенчивоюркнул под роскошный красный ковер. Стражи стукнули древками копий в пол,широкие улыбки на загорелых лицах, белые зубы, навстречу послушно потеклигустые запахи, от которых отвык, но, оказывается, в этом аромате, еслиприслушаться, что-то есть и приятное…

Немножко изумленный, что воспринимает по-другому и запахи, икрасоты дворца, которые раньше казались нелепыми, он гордо и нежно нес ее черезвесь дворец, и везде их приветствовали радостными криками.

Когда они были на лестнице, она спросила тихо, щекоча губамиухо:

– Как тебе удалось? Я страшилась, что ты погиб…

– Я? – изумился он. – Итания… я жебессмертен!

Она прижалась к его груди, уютно и надежно на этих широкихплитах, шепнула:

– Придон… я все хотела спросить, но не решалась, еслиты бессмертный, то почему был весь изранен? Если неуязвим…

Он поднялся на пролет, прежде чем ответил тихо:

– Итания, ты заметила, что я избегаю притрагиваться кмечу Хорса?.. Он и так, побывав у меня за спиной, наделил меня нечеловеческоймощью. Или потому, что это я собрал его из обломков? Не знаю. Но если вытащуего из ножен, то обрету всю мощь его… хозяина.

Ей стало страшно, прижалась, спрятала лицо у него на груди.Он нес ее бережно, почти не чувствовала его шагов. Только свет то нарастал, тоснова уходил, она понимала, что проходят мимо светильников.

– И потому ты не взял этот меч?

Она услышала над ухом сдержанный смешок:

– Итания!.. Я даже топором, как ты уже заметила, неочень-то… Все твои родственники ушли если и не целы, то живы. А раны заживут.