– Ну поиграй с нами недельку, пока когоотыщем, заказов набрали на месяц вперед, выручи, сделай милость.

– Да зачем вам арфа?!

– И впрямь ни к чему, – вздохнулКовалев, – на синтезаторе сможешь?

– Ну, если порепетировать…

– Давай, давай, – ответилДимка, – пятьсот баксов запросто настукаешь, нас хорошо знают, клиентовморе.

Я согласилась и теперь таскаюсь с парнями.«Джаз-банд» наш состоит из гитары, саксофона и «Ямахи». Честно говоря, звуки,льющиеся с эстрады, ужасающи. Медведь, мартышка и кто-то там еще, решившиесоставить квартет, явно играли лучше нас. Но наши клиенты мало что смыслят вмузыке. На свадьбе, как правило, требуется вначале громко сыграть маршМендельсона, который в переложении на наши инструменты звучит весьмаоригинально, а потом все быстро бегут за стол, напиваются и начинают плясатьпод любую музыку. Главное, знать три народных хита – «Мурка», «Калина красная»и «Зайка моя». Остальное никого не волнует. Народ частенько просит:

– Быстренькое давай, чтоб попрыгать.

Или наоборот:

– А медленно могете?

Мы «могем», клиенты довольны и передают Диминтелефон по эстафете. Мне даже нравится эта работа. Кругом веселые лица, и насвсегда хорошо угощают. Одна беда, Ванька и Димка большие любители выпить, иприглядывать за ними надо вовсю. Один раз мне пришлось в одиночку солировать, слушаямощный храп других оркестрантов, свалившихся прямо на пол. Правда, гости насвадьбе, бывшие в том же состоянии, так и не поняли что к чему.

Дача, на которой мы сейчас живем, принадлежалаеще моим родителям. Место чудесное – Алябьево, всего в двадцати минутах езды отМосквы. К нам домой от дачи доехать быстрее, чем из какого-нибудь Теплого Станаили Северного Бутова.

Дом отличный, комнат много, горячая вода, газ,ванна, туалет и даже телефон. Мой отец был крупным ученым, работал навоенно-промышленный комплекс – занимался ракетостроением. Как доктор наук иакадемик, он имел право на государственную дачу, и моя мама, певица, долгоотговаривала папу от строительства собственной фазенды, но отец, тихий,какой-то незаметный в семейной жизни человек, на этот раз перекричал маменьку,певицу, обладавшую на удивление громким голосом.

– Не говори глупости, – вспылилон, – девочка растет, вот умру я, и вас с казенных метров наутро турнут, атак ребенку дом останется.

Мама фыркнула:

– Мы проживем до ста лет и скончаемся водин день.

Но, к сожалению, прав оказался папа, он ушелиз жизни рано, впрочем, многие его коллеги тоже. Их вдовы иногда приезжали вАлябьево, пили чай на круглой веранде и вздыхали:

– Все-таки, Андрей – умница, впередсмотрел, нас-то давно погнали, негде и отдохнуть.

У Алябьева масса достоинств. Чудесный воздух,речка, городские условия… К тому же отец мой, хоть и ученый, имел в шкафугенеральскую форму, а Никита Сергеевич любил военных и своих любимцев необижал. Поэтому участки у нас гигантского размера, честно говоря, мы и сами незнаем, что в конце, просто ни разу не доходили до забора. Ближайшие соседи –генералы Рябов и Соколов – живут вроде рядом, но нам не видно даже света от ихособняков.

Всем хорошо Алябьево, но есть у него одиннедостаток. Электричка доезжает только до Переделкина, дальше можно намаршрутном такси или автобусе добраться в писательский городок, а уж от негоприходится топать пешком через лес и поле. Ей-богу, из Москвы добиратьсябыстрей, чем бежать от станции к даче. Писателям повезло, их дома тянутсяневдалеке от дороги, и любая попутная машина с радостью подвозит их за копейки.В сторону дач военных автомобили редко ездят. Впрочем, у Кати и Сережи естьсвои машины, но я не умею водить, хотя сегодня у меня знаменательный день.Ровно в пять часов вечера я должна впервые сесть с инструктором за руль. Надоже в конце концов научиться.

Зевая, я сползла вниз и принялась пить кофе.Кирюшка мрачно смотрел телевизор.

– Иди погуляй.

– Не хочу, – огрызнулся он.

Тут примчалась Лизавета, вместе с ней КостяРябов, и мучение Кирюшки возобновилось. Как только они его не обзывали. Я дажевынуждена была заступиться за бедного мальчика:

– Прекратите издеваться над Кирочкой.

– Ой, – взвизгнула Лизавета, –прикол, Кирочка! Вот класс, в голову не пришло! Иди сюда, Кирочка, завяжембантик.

– И юбочку нацепим, – залилсяхохотом Костя.

Внезапно Кирюшка побагровел, подскочил настуле и треснул кулаком по столу. Из чашек выплеснулся чай и растекся поклеенке.

– Хватит, надоели! И впрямь имя-то у менядурацкое. Пришла же маме в голову идея. Одного ребенка нормально назвала –Сережа, а другого по-кретински обозвала!

– Очень даже красиво, – попыталась яисправить ситуацию, – Кирилл и Мефодий азбуку придумали…

– Мефодий, – заржал Костя, –сейчас умру.

– Знаешь, Лампа, – пробормоталКирюша, – иногда лучше жевать, чем говорить.

– Но живу же я со своим именем и ни накого не обижаюсь, – не сдавалась я.

Дело в том, что меня зовут Евлампия. Вернее,родители дали мне имя Ефросинья, и в детстве я натерпелась еще больше Кирюшки.В классе сидело штук пять Лен и столько же Наташ. Кстати, во всей школе не былодевочек с именем Фрося. Да что там школа, не нашлось ни одной тетки даже вконсерватории, а у нас там было предостаточно чудаков. Имя не нравилось мне дозубовного скрежета.

На первом курсе нас отправили в колхоз ирасселили по избам. Каждое утро, около шести, наша хозяйка выходила во двор иорала, как оглашенная:

– Фрося, Фрося, Фрося…

В первый раз я, услыхав вопль, мигом вылетелаиз комнаты:

– Что случилось?

– Ничего, – ответила баба.

– Но вы же звали: Фрося, Фрося…

– Ну и что? Козу кликаю, выгонять надо,пастух идет…

Мучения мои продолжались и тогда, когданачалась концертная деятельность. Стоило конферансье завести:

– А сейчас на сцену приглашается молодая,но очень талантливая артистка с чудесным русским именем Ефросинья. Фрося…

Зрители, отлично помнившие одну из самыхсмешных советских комедий, как правило, начинали выкрикивать:

– Бурлакова! Фрося Бурлакова!

И начинался хохот, попробуйте сыграть послеэтого серьезное произведение! Да все ждали, что я сейчас пущусь вприсядкувокруг арфы.