Лестат, если это создание еще больше окрепнет – а судя повсему, не в моей власти этому помешать, – возможно ли, что оно, так же каккогда-то в древние времена Амель, вторгнется в человеческое существо? Возможноли, что таким образом появится родоначальник еще одной разновидности вампиров иразрастется новое древо?

Уверен, мои вопросы не оставят тебя равнодушным и ты сумеешьоценить опасность. Только представь, что может случиться, если Гоблинпревратится в убийцу людей! К счастью, пока у него для этого маловато силенок.

Наверное, нет нужды объяснять, почему я боюсь за тех, коголюблю и кто мне дорог – за своих смертных родственников, равно как, впрочем, залюбого незнакомца, на которого Гоблин в конце концов может напасть.

Мне нелегко делать столь откровенное признание. Ведь я всюсвою жизнь любил Гоблина и с презрением пресекал все обидные речи в его адрес,заставляя умолкнуть тех, кто чернил его, называя "воображаемым приятелем"или "глупой навязчивой идеей". В течение многих лет мы были самымиблизкими друзьями и компаньонами, а теперь стали врагами, и я с ужасом ожидаюего новых нападений, ибо чувствую, что с каждым разом он становится сильнее.

Пока я не охочусь, Гоблин абсолютно мне не докучает ипоявляется, только когда по моим жилам начинает течь свежая кровь. Теперь междунами не существует духовной связи. Мне кажется, тот факт, что я превратился вОхотника за Кровью, заставляет его терзаться завистью. Похоже, его детскийумишко напрочь утратил прежние знания.

Все это для меня мучительно.

Но позволь мне подчеркнуть: я обращаюсь к тебе не ради себя,а из страха перед возможным перерождением Гоблина.

Разумеется, я с удовольствием встретился бы и побеседовал стобой. А если возможно, то и вступил бы в Сообщество избранных.

Надеюсь, что ты, величайший нарушитель всех законов иправил, простишь меня за то, что я нарушил твои.

Позволь также надеяться, что ты, которого похитили инасильно сделали вампиром, по-доброму отнесешься к тому, с кем произошла такаяже история.

Прости меня и за самовольное вторжение в твою старуюквартиру на Рю-Рояль, где я собираюсь спрятать это письмо.

Поверь, я никогда не охотился в Новом Орлеане и не стануделать это впредь.

Кстати, если речь зашла об охоте... Меня тоже училиохотиться на преступников и грешников, и я неустанно совершенствуюсь в этом,хотя пока мои успехи далеко не так хороши, как хотелось бы. Я также постигискусство насыщения "парой глотков", как ты это элегантно называешь,и часто захаживаю на шумные вечеринки, где, не привлекая к себе внимания,быстро перехожу от одного гостя к другому и ловко, незаметно для остальныхнасыщаюсь.

Но в целом мое существование наполнено одиночеством игоречью. Если бы не мои смертные родственники, оно вообще было бынепереносимым. Что касается моего Создателя, то я избегаю как его самого, так ивсю его компанию, причем не без причины.

Вот о чем мне хотелось бы тебе поведать. На самом деле уменя в запасе множество историй, которыми я жажду поделиться в надежде, что ониудержат тебя от желания уничтожить меня. А знаешь, мы могли бы сыграть в игру.Давай встретимся, и я начну рассказывать, а как только произнесу что-то длятебя неприятное, ты тут же убьешь меня.

Но если серьезно, меня в первую очередь беспокоит Гоблин.

Прежде чем я закончу это послание, позволь сказать вот что:в течение всего года, прошедшего с тех пор, как меня сделали Охотником заКровью, я читал твои записки, пытаясь извлечь из них для себя что-либополезное, и у меня часто возникало искушение отправиться в Обитель Таламаски,Оук-Хейвен, что находится поблизости от Нового Орлеана, и попросить там советаи помощи.

В детстве, мальчишкой, – хотя с тех пор прошло не такуж много времени – я знал одного агента Таламаски, обладавшего способностьювидеть Гоблина так же ясно, как и я. Это был добрый рассудительный англичанинпо имени Стирлинг Оливер. Он объяснял, в чем именно состоит мой дар, ипредостерегал, что в будущем, возможно, я не смогу его контролировать. Мне непонадобилось много времени, чтобы проникнуться к Стирлингу глубочайшейсимпатией.

А еще я глубоко полюбил юную особу, сопровождавшую Стирлингав тот момент, когда я с ним познакомился, – рыжеволосую красавицу с весьмамощными экстрасенсорными способностями, которую Таламаска с радостью приняла всвои ряды. Так вот, она тоже видела Гоблина.

Теперь эта девушка для меня недосягаема.

Она из клана Мэйфейров, наверняка тебе знакомого, –того самого семейства сильных экстрасенсов, которые почему-то предпочитаютназывать себя ведьмами, – хотя, скорее всего, и по сей день ничего незнает о твоей подруге и компаньонке Меррик Мэйфейр.

Так или иначе, в ее происхождении и талантах сомневаться неприходится, и я поклялся больше никогда с ней не видеться, ибо она сразу понялабы, что со мной произошла катастрофа, а я не могу позволить, чтобы таящееся вомне зло затронуло ее хотя бы косвенно.

Меня несколько удивило, что Таламаска в конце концовобратила свои действия против Охотников за Кровью. Я слышал об этом от своегоСоздателя, но не верил ему, пока не прочел твое повествование.

Трудно представить, что эти великодушные люди решилинарушить нейтралитет по отношению к нашему племени, свято соблюдавшийся втечение целого тысячелетия. Мне казалось, они чрезвычайно гордятся своейблагожелательностью ко всему неизведанному, своими мирскими взглядами инезависимостью от религиозных предрассудков и неустанно пекутся о том, чтобысоздать о себе доброе мнение.

Конечно же, путь в Таламаску теперь для меня закрыт. Иначеее агенты могут стать моими заклятыми врагами. Впрочем, они уже и есть моизаклятые враги! Благодаря моему прошлому с ними общению они точно знают, где яобитаю. Но что более важно, я не имею права обращаться к ним за помощью, потомучто ты этого не желаешь.

Сообщество избранных не хочет, чтобы кто-либо из нас попал вруки ученых ордена, которые спят и видят, как бы поближе подобраться к нам идосконально изучить нашу сущность.

Что же касается моей рыжеволосой любви, то позвольповториться: я даже не мечтаю о том, чтобы приблизиться к ней, хотя меня неединожды посещала мысль, что сверхъестественные способности этой Мэйфейр моглибы помочь каким-то образом покончить с Гоблином раз и навсегда. Но пойти на это– значит наверняка привести ее в замешательство и испугать, а я ни за что насвете не позволю себе вмешаться в ее человеческую судьбу, как когда-товмешались в мою. Сейчас я как никогда прежде ощущаю пропасть, лежащую междунами.

Так что, если не считать смертных родственников, ясовершенно один.