Летящий на ней был гордым и красивым даже в смерти. АКрылатый нарисован кое-как, словно художник стеснялся его изображать. Еще однакартина мне очень понравилась, а Лэну нет. И неудивительно. На ней был нарисовансам Лэн, сидящий с ногами в кресле и исподлобья глядящий в сторону. Там легкимикрасивыми мазками были нарисованы парень с девушкой, чокающиеся бокалами свином. Лэн, глядя на эту картину, злился и говорил, что Керт был разгильдяй ибабник, но его, Лэна, это ничуть не трогало, и назвать картину «Ревность» былоглупо.

Мне все время хотелось спросить, как Керт попал в плен,потому что я уже начал кое о чем догадываться. Но пока откладывал этотразговор.

Очередной наш вылет был вечером, и с самого утра мы только иделали, что наедались впрок, изредка перепархивая по комнате, чтобы размятьКрылья.

Шоки я увидел сквозь дверь, начал было искать свою чернуюповязку, потом плюнул на это и просто сел в кресло, закрыв глаза. Лэн впустилШоки и молча встал рядом со мной.

– Привет, – неуверенно сказал Шоки.

– Привет. Это кто? – не удержался я от маленькой мести,разглядывая Шоки сквозь плотно сжатые веки. Шоки закусил губу и отвел от менявзгляд.

– Это я, Шоки.

– Зачем ты пришел?

– У вас сегодня вылет… Патрулирование караванной тропы…

– Мы знаем, Старший Шоки, – невозмутимо сказал я. – Все впорядке.

– Собираетесь лететь? – Он сумел скрыть удивление в голосе,но не на лице.

– Конечно. Разве у меня есть другой выход?

Наверное, Шоки хотел что-то предложить, но теперь не стал.Так я и не узнал, чем же он собирался мне помочь. Помявшись, Шоки как дуракпоинтересовался:

– Как глаза, Данька? Болят?

– Этого не опишешь, – честно сообщил я. – Хочешьпопробовать? Так неси кинжал, он у тебя уже испытан в деле.

Шоки вскочил и выбежал из дома. В дверях повернулся икрикнул:

– Ты сам предпочел это смерти! И не смей обвинять меня!Подло, Данька! Я подыграл тебе, ты остался в живых!

Дверь хлопнула. Я раскрыл глаза и смущенно посмотрел наЛэна. Тот жестко сказал:

– Правильно, Данька. Так ему и надо. Страж порядка…

Я не стал спорить. Но чувствовал, что и сам переборщил. УШоки-то действительно не было выхода.

– Пошли на башню, Лэн.

Лэн поднялся за мной, сунул в руки черную ленту. Кривоулыбнувшись, я завязал глаза. Какая разница? Я видел до самого горизонта. Идаже серая мгла все меньше мне мешала.

В моих глазах жил Настоящий свет.

– Летим! – сказал я, взмывая в низкое небо. Ударил ветер –тугие прозрачные струи, – и я скользил между ними так, чтобы Крылу доставалосьменьше работы.

Лэн отчаянно поднимался следом. Его Крыло рубило воздух,протискиваясь напролом. Как хорошо иметь Настоящее зрение!

– У меня есть крылья! – закричал я над молчаливым городом. –У меня есть Настоящие крылья!

Лэн с трудом догнал меня. Я видел, как тяжело бьют воздухкрылья Младшего, и капельки пота на его лице.

– Трудно? – спросил я. – Летим наперегонки?

Лэн сложил крылья и заскользил на север, к горному перевалу,откуда приходили караваны торговцев. Засмеявшись, я последовал за ним.

У перевала я догнал Лэна, поднырнул под него и схватил заруки, складывая Младшему Крыло. Лэн обвис, и я увидел в его глазах ужас.

Тьма и свет! Что же я делаю!

– Лэн, я научился летать! – крикнул я, словно быоправдываясь. – По-настоящему! Нам теперь никто не страшен!

– А я тебя боюсь, – тихо сказал Лэн.

Я молча обнял его и заскользил вниз, притормозив у самойземли. Поставил Лэна, сложил свое Крыло. Лэн стоял по стойке «смирно» и немигая смотрел на меня.

– Прости, – попросил я. – Знаешь, когда можешь летать так…как птица… то тянет на всякие глупости.

– Знаю, – серьезно сказал Лэн. – Хорошие Крылатые иногдасами уходят к Летящим. Они не хотят расставаться с полетом, когда становятсявзрослыми.

– Так ушел Керт? – спросил я.

Лэн кивнул:

– Ему уже немного оставалось, полгода-год. Он приказал мнеследовать за ним, и мы сели на башню Летящих. Тогда Керт схватил меня и сказал,что мы станем Летящими. Что нет никакой разницы, только у нас будут крыльянавсегда и мы перестанем бояться тьмы. Он всегда считал, что лучше меня знает,что мне нужно…

– Лэн…

– А я не хочу перестать бояться тьмы! Я ее ненавижу!

Лэн плакал, а я все никак не мог понять, в чем дело.

– Теперь и ты! – вдруг выкрикнул мой Младший. – Тожерешаешь, что для меня лучше! Чем ты отличаешься от других?

– Прости, – только и смог сказать я. – Лэн, ты лучше всехлетаешь. Я просто обалдел от того, что смог тебя поймать в воздухе.

Слезы у Лэна сразу высохли, он неуверенно улыбнулся.

– Не сердись, партнер, – попросил я. И посмотрел на негоНастоящим взглядом. Лицо Лэна дрогнуло и словно растаяло, изменившись. Я виделего без малейшей фальши, и мне было немного стыдно за это свое умение. Но язнал: то, что вижу, не расскажу никому и никогда. Ни за что на свете.

Потом я сказал то, что надо было сказать:

– Лэн, можешь меня ударить. Я тебя напугал. Только давайвсе-таки будем еще летать наперегонки.

– Ты теперь догонишь, – грустно сказал Лэн.

– Постараюсь, – неуверенно сказал я. И Лэн сразу повеселел:

– Давай-давай. Постарайся, а то я просто летел не в полнуюсилу.

Мы стояли посреди узкого горного ущелья, это и был тотперевал, через который шли торговцы. И уже собирались взлететь, когда Лэнсхватил меня за руку:

– Тихо!

Вслушавшись, я уловил слабый стук и звяканье. Звукиприближались.

– Караван! – уверенно сказал Лэн. – Вот как удачно. Сверхуего трудно заметить, торговцы обычно маскируются.

– От Летящих?

– От всех.

Вначале из-за поворота ущелья вышел высокий мужчина впятнисто-бурой одежде, отлично повторяющей цвет скал. Я насторожился, но Лэнспокойно сказал:

– Это охранники каравана. Привет!

Охранник, положив руку на меч, подошел к нам. Следомпоявились еще трое, потом несколько огромных, похожих на буйволов животных,груженных тяжелыми тюками.