На следующий день Спенсер заканчивал свои дела и готовился котъезду: ему надо было навестить нескольких друзей, попрощаться и пожелать имвсего хорошего. Ему вдруг стало мучительно жаль расставаться с ними. Он жалел освоем решении уехать в Нью-Йорк и дал себе слово, что обязательно вернетсясюда. Для него это был грустный день, и он рано отправился спать. На следующееутро он улетал в Нью-Йорк. В тот день, когда Кристел исполнялось шестнадцатьлет.

Его встречали родители, и он чувствовал себя ужасно глупо.Встреча была торжественной, даже Барбара приехала в аэропорт со своими двумядочками. Они всей семьей ужинали в доме его родителей, и Барбаре пришлось уйтик себе, чтобы уложить девочек, иначе они уснули бы прямо за столом.

– Ну как, сынок? – выжидательно спросил отец послетого, как гости ушли, а мать отправилась в спальню. – Как ты себя чувствуешьдома? – Он волновался, боясь услышать уклончивый ответ. Сын отсутствовалслишком долго, целых шесть лет – четыре года на войне и два – в Стэнфорде, итеперь отец с облегчением видел его дома, в Нью-Йорке, в родной семье. Отецсчитал, что настало время наконец-то осесть и начать думать о карьере, как этосделал бы Роберт, будь он жив.

– Я еще не знаю, – честно признался Спенсер, – кажется,ничего не изменилось с тех пор, как я последний раз был дома. Нью-Йорк неизменился. – Он не добавил вслух того, о чем подумал: «...зато изменился я...»

– Надеюсь, ты здесь будешь счастлив. – Но на самом делеУильям Хилл не был уверен в этом.

– Спасибо, отец, я тоже на это надеюсь. – Но именно вэтом Спенсер был уверен сейчас меньше всего. Часть его сердца рвалась обратно вКалифорнию. – Да, я встретился с судьей Барклаем перед отъездом. Он шлет тебенаилучшие пожелания.

Уильям Хилл кивнул, ему было приятно это услышать.

– Помяни мои слова, в один прекрасный день он окажетсяв Верховном суде. И я этому не удивлюсь. Его сыновья тоже очень приятные люди.Старший не сегодня-завтра получит должность в моем суде. Он весьма толковыйадвокат.

– Я очень надеюсь, что когда-нибудь кто-нибудь скажеттакое обо мне. – Спенсер уселся на тахту и с усталым вздохом провел рукой поволосам. Для него это был тяжелый день, тяжелая неделя... и долгая-долгаявойна... Вдруг он понял, что то, к чему в конце концов он пришел, его простоугнетает.

– Ты выбрал правильный путь, Спенсер. Не сомневайся вэтом.

– Как ты можешь быть в этом уверен? – «Ведь я же неРоберт, отец... я – это я...» – но Спенсер никогда бы не сказал этого вслух. –А что, если я просто возненавижу работу у Андерсона, Винсента и Соброка?

– Тогда ты сможешь работать в общественном юридическомотделе. С дипломом юриста ты сможешь делать все, что захочешь. Заниматьсячастной практикой, бизнесом, юриспруденцией... стать политиком... – Отецпроизнес последнее слово с надеждой, он действительно хотел, чтобы Спенсер водин прекрасный день сделался политиком. Так же, как это сделал когда-то егобрат Роберт, который был их светлой надеждой и который так рано ушел от них. –А Барбара хорошо выглядит, правда?

– Да. – Спенсер спокойно кивнул, думая о том, насколькохорошо отец знает своего младшего сына и знает ли он его вообще. – Как у неедела?

– Для нее это был тяжелый удар. Но я думаю, онапотихоньку оправилась. – Сказав это, старик отвернулся, боясь, что сын увидитслезы у него на глазах. – Надеюсь, мы все скоро оправимся. – Потом онповернулся и улыбнулся Спенсеру: – Мы сняли дом на Лонг-Айленде. Мы с матерьюрешили, что тебе он понравится. И Барбара с детьми проведут там конец августа.

Спенсер подумал о том, каким все-таки странным стало длянего возвращение в семью, он уже не был уверен, что это вообще его семья. Когдаон уходил на войну, ему было двадцать два, и с тех пор изменилось очень многое.И он сам сильно изменился. И теперь, когда Роберта не стало, все хотят, чтобыон его заменил, прожил не свою, а его жизнь.

– Это очень мило с вашей стороны, отец. Но теперь,когда я начну работать, я не уверен, что у меня будет много свободного времени.

– Но у тебя будут выходные.

Спенсер кивнул. Они ждали, что он снова станет для нихребенком, их младшим сыном. Однако большую часть жизни он оставил где-то попути домой из Калифорнии.

– Посмотрим. На этой неделе мне нужно подыскатьквартиру.

– Пока ты не встанешь на ноги, ты вполне можешь житьздесь.

– Спасибо, пап. – Он посмотрел на отца и впервые вжизни подумал о том, что его отец в принципе уже старик, старик, потерявший сосмертью старшего сына почти все надежды. – Я очень люблю вас. – Потом спросилбезразличным тоном: – А Барбара встречается с кем-нибудь? – В конце концов,прошло уже три года, а она довольно привлекательная женщина. Роберту онаподходила идеально. Честолюбивая, спокойная, умная и хорошо воспитанная –именно такой должна быть жена будущего политика.

– Не знаю, – честно признался отец, – мы это необсуждали. Ты можешь как-нибудь пригласить ее на обед. Ей, наверное, ужасноодиноко.

Спенсер кивнул. Он также был не против того, чтобы видетьсяс племянницами, но только не сейчас. Он вдруг почувствовал тяжесть всехобязательств, которые на него свалились.

Когда он в этот вечер наконец добрался до постели, он былсовершенно измотан. Весь груз этих «надо» начал давить на него с невероятнойсилой. И постепенно погружаясь в сон, он вдруг захотел расплакаться. Ончувствовал себя ребенком, который заблудился по пути домой. Но он знал, что емунадо искать квартиру и начинать новую, свою жизнь, и чем быстрее, тем лучше.

Конец лета пролетел незаметно. Кристел помогала на ранчо ииногда забегала к сестре, чтобы поиграть с малышом. Тома вечно не было дома, онили проверял вместе с Тэдом винные погреба, или был в городе с друзьями. А Джедпроводил все свободное время со своей девушкой в Калистоге. Кристел казалось,что она вдруг осталась совсем одна, ей не с кем было даже поговорить. И она всечаще и чаще стала ездить к Хироко. Японка или тихо читала, или шила, анесколько раз Кристел заставала ее за столом с листом бумаги и с ручкой.Подруга научила девушку писать некоторые иероглифы. Хироко была доброй женщинойс мягким характером, и ее мастерство и умение делать красивые вещи все большепоражало Кристел. Хироко научила ее делать маленьких птичек из бумаги ипоказала, как составлять букеты. В японке не было ничего показного, что такприсуще западным женщинам, она была тихой, спокойной и уютной. И так же, какКристел, страдала от одиночества. У нее так и не появились друзья средиродственников Бойда, более того, она теперь понимала, как они ее презирают, иуже не надеялась, что что-то может измениться. Она радовалась Кристел, скоро ихсвязала настоящая дружба. И это в тот период, когда Хироко ждала ребенка и ейособенно хотелось иметь рядом подругу.