Она кивнула и с улыбкой задала очередной вопрос:

— А как мы встретились?

— Думаю, ваша мама представила вас ему вскоре после вашегорождения.

Она рассмеялась, полагая, что он шутит. Однако Стивену былоне до шуток. Не говоря уже о том, что подобных вопросов он не ожидал, любой егоответ оказался бы ложью.

— Я имею в виду как мы встретились с вами?

— Как это обычно бывает.

— То есть?

— Нас представили друг другу. — Избегая взгляда ее большихпроницательных глаз, он поднялся и подошел к буфету, где еще раньше заметилхрустальный графин.

— Милорд?

Наливая бренди в бокал, он оглянулся через плечо:

— Да?

— Мы по-настоящему любим друг друга?

Стивен пролил на золотой поднос добрую половину бренди и,чертыхнувшись про себя, подумал, что независимо от того, как он ей ответит наэтот вопрос, она потом, когда к ней вернется память, почувствует себя обманутойи возненавидит его как виновника гибели ее возлюбленного. Но не настолько,насколько он сам себя сейчас ненавидел за то, что собирался сделать. Поднявбокал, он проглотил оставшийся в нем бренди, повернулся и, глядя ей прямо вглаза, сказал.

— Это Англия, а не Америка. — Он знал, как низко падет в ееглазах после этого, но у него не было выбора.

— Да, знаю. Доктор Уайткомб говорил мне.

Стивену стало не по себе. Ведь это он, а не доктор долженбыл ей сказать, где она находится.

— Это Англия, — повторил он. — И когда в высшем обществевступают в брак, то руководствуются главным образом соображениямицелесообразности. Не то что некоторые американцы, у которых сердца нараспашку,а на языке вертится слово «любовь». Это пошлое чувство — удел бедняков ипоэтов.

Она была ошеломлена, словно ей дали пощечину, и Стивен, самтого не желая, со стуком поставил бокал на место.

— Надеюсь, я не огорчил вас своей прямотой, — сказал он,чувствуя себя последним ублюдком. — Уже поздно, вам пора отдыхать.

Он слегка поклонился ей, дав понять, что разговор окончен,подождал, пока она поднимется с дивана, и вежливо отвернулся, когдараспахнулись полы халата и появилась изящная ножка.

— Милорд?

— Да? — не оборачиваясь, спросил он, уже взявшись за ручкудвери.

— Но оно у вас есть, ведь правда же?

— Что?

— Сердце.

— Мисс Ланкастер, — начал было он, проклиная судьбу за то,что оказался в таком ужасном положении, повернулся и увидел, что девушка стоитв ногах кровати, грациозно опираясь на стойку.

— Меня зовут… — она помедлила, и чувство вины сновазахлестнуло его при мысли, что лишь ценой невероятных усилий ей удалосьвспомнить собственное имя, — Чариз. Прошу вас, называйте меня так.

— Конечно, — сказал он, вовсе не собираясь этого делать. — Атеперь извините, я должен идти. Дела.

Как только дверь за ним захлопнулась, Шеридан почувствовалаголовокружение и тошноту и обеими руками ухватилась за стойку, чтобы не упасть.Затем осторожно опустилась на шелковое покрывало. От охватившей ее слабости истраха сердце колотилось, как бешеное.

Что она за женщина, если согласилась связать свою жизнь стаким мужчиной? Что он за человек? У нее засосало под ложечкой при одномвоспоминании о его холодном взгляде и странных, мягко выражаясь, рассуждениях олюбви.

О чем она думала, вверяя ему свою судьбу? Зачем сделала это?

Ответ пришел сам собой: ее очаровала его ласковая улыбка.

Но сегодня он даже не улыбнулся ей на прощание,раздосадованный разговором о любви. Завтра она извинится перед ним. Или жеповедет себя так, будто этого разговора вовсе не было, и попробует развеселитьего какой-нибудь пустой болтовней.

Она забралась в постель и натянула одеяло до самогоподбородка. Однако уснуть не могла — хотелось плакать — и лежала, устремиввзгляд на балдахин. Нет, она не позволит себе лить слезы, ничего страшного непроизошло. В конце концов они помолвлены. Да и вряд ли для него так уж важны еевзгляды на любовь. Но стоило ей вспомнить свой дурацкий вопрос, есть ли у негосердце, как рыдания стали душить ее с новой силой.

Утром случившееся будет выглядеть в ином свете, утешала онасебя. А сейчас она очень устала. Слишком много всего: купание, одевание, мытьеголовы. Завтра он придет, и все будет по-прежнему.

Тремя днями позже приехал Уайткомб и в сопровождениидворецкого, улыбаясь, вошел в кабинет Стивена. Через полчаса, посетив больную,он снова спустился вниз, но уже без улыбки и озабоченный.

— Уделите мне несколько минут, я должен поговорить с ваминаедине, — сказал он, — отмахнувшись от перепуганного дворецкого, пытавшегосядоложить о его приходе.

Стивен догадался, о чем пойдет речь, и, с досадой вздохнув,откинулся в кресле.

— Разве я не говорил вам, — начал доктор, как только дверьза секретарем закрылась, — что мисс Ланкастер нельзя нервничать. Специалист поамнезии, с которым я консультировался, придерживается того же мнения. Надеюсь,вы это помните?

Раздраженный агрессивным тоном врача, Стивен едва удержалсяот резкости и ограничился одним коротким:

— Помню!

— Тогда объясните мне, — уже мягче произнес доктор,заметивший раздражение графа, — почему за последние три дня вы ни разу ее ненавестили, зная, как важно отвлечь ее от грустных мыслей о случившемся!

— Но я сделал для этого все. В ее распоряжении книги,журналы мод, вышивание, в общем, все, что так нравится женщинам.

— Отлично. Но вы забыли о главном, на что она вправепретендовать.

— О чем же? — спросил Стивен, заранее зная ответ.

— Хоть о каком-то общении с женихом.

— Никакой я ей не жених!

— Согласен, но так случилось, что она потеряла его по вашейвине. Неужели вы забыли об этом?

— Исключительно потому, что вы человек стареющий,сверхэмоциональный и к тому же друг семьи, я прощаю вам это оскорбление!

Тут доктор спохватился. Он понял, что выбрал не правильнуютактику, слишком далеко зашел. Он словно забыл, что озорной мальчишка, которыйсреди ночи забирался в конюшню, чтобы прокатиться на новом жеребце, а потоммужественно сдерживал слезы, когда доктор вправлял ему вывихнутую руку и читалнотации, давно уже превратился в не терпящую возражений важную персону. Идоктор пошел на попятную.