— Что вас так рассмешило? — раздался голос у меняза спиной. Я обернулся.

— Я спрашиваю, что вас так рассмешило? Он стоял позадименя, его узкое бледное лицо оказалось дюймах в шести от кончика моего носа.Человек, спящий на кушетке психоаналитика. Владелец всех этих книг,предрекающих конец света.

А. Л. Чужак.

— Ну? — потребовал он.

— Это ваша библиотека? — запинаясь, пробормотал я.

А. Л. Чужак выжидательно смотрел на меня.

К счастью, я чихнул — это стерло с моего лица смех ипозволило скрыть замешательство за бумажным носовым платком.

— Простите меня, простите, — заторопился я. —У меня самого всего четырнадцать книг. Не часто доводится увидеть на пирсе вВенеции Ныо-Йоркскую публичную библиотеку.

В маленьких ярко-желтых лисьих глазах А. Л. Чужака погасгневный огонь. Тощие, словно проволочная вешалка, плечи обмякли. Жалкие кулачкиразжались. Моя похвала подтолкнула его заглянуть в собственную комнату, онувидел ее чужими глазами, рот раскрылся.

— Ну и что? — удивленно произнес он. — Да,это мои книги.

Я смотрел сверху вниз на этого человечка, росту в нем былоне больше пяти футов, а без башмаков, наверно, и того меньше. Мной овладелоужасное искушение проверить, не носит ли он ботинки на трехдюймовых каблуках,но я удержался и, не опуская глаз, глядел на его макушку. А он даже не заметилмоего взгляда — так возгордился множеством литературных чудовищ, расплодившихсяна его мрачных полках.

— У меня пять тысяч девятьсот десять книг, —объявил он.

— Вы уверены, что не пять тысяч девятьсот одиннадцать?

Не отводя внимательного взгляда от своей библиотеки, онхолодно спросил:

— А почему вы смеетесь?

— Названия…

— Названия? — Он снова подался к окну и окинулвзглядом полки, стараясь обнаружить веселого предателя, затесавшегося в этособрание книг-душегубов.

— Скажите, — нерешительно начал я, — а нет лив вашей библиотеке чего-нибудь летнего, чего-нибудь о ясной погоде, свежем ветерке?Нет ли У вас каких-нибудь веселых книг, счастливых находок? Ну, скажем,«Солнечные скетчи о маленьком городке» Ликока[54] или, например,«Солнце — погибель моя», «Добрым старым летом» или «Июньский смех»?

— Нет! — воскликнул Чужак и даже привстал нацыпочки, потом спохватился и опустился на всю ступню. — Нет…

— А как насчет «Усадьбы Гриль» Ликока[55],«Гека Финна», «Троих в лодке», «Как зелен был мой отец», «Записок Пиквикскогоклуба»? Нет ли Джеймса Бенчли[56], Джеймса Тербера[57],С.Дж. Перельмана[58]?…

Я выпаливал эти названия и фамилии, как пулемет. Чужакслушал и как-то съеживался от моего веселого перечня. Но не прерывал меня.

— А как насчет «Шуток Савонаролы»[59]или «Анекдотов Джека Потрошителя»?… — Я осекся.

Черный как туча и холодный как лед А. Л. Чужак отвернулся.

— Простите, — сказал я и впрямь почувствовал себявиноватым. — Чего бы мне, по правде сказать хотелось, так это как-нибудьзаглянуть к вам, полистать ваши книги. Если вы, конечно, позволите.

А. Л. Чужак взвесил мои слова, решил, что я раскаиваюсь,сделал шаг и взялся за ручку двери своего заведения. Дверь мягко подалась. Онповернулся, оглядел меня своими узкими и блестящими янтарными глазками, еготонкие пальцы судорожно подергивались.

— А почему бы не сейчас? — предложил он.

— Не могу. А вот позже, мистер…

— Чужак. А. Л. Чужак — консультирующий психолог. Нет,не Чудак, как вы могли бы подумать и как у нас называют психиатров. ПростоЧужак, добрый доктор, лечу заблудших.

Он подражал моей дурашливой интонации, только его жалкаяусмешка по сравнению с моей была как жидкий чай. Я понимал, что она тут жеисчезнет, стоит мне в свою очередь замолкнуть. Я посмотрел поверх его головы.

— Скажите, чего ради вы оставили на дверях старуювывеску насчет карт таро? И еще ту, насчет френологии и гипноза?…

— А мою вывеску насчет анализа почерка вы почему неупомянули? Кстати, знаете, за дверью у меня еще одна, о нумерологии. Хотитевзглянуть? Будьте моим гостем.

Я уже шагнул вперед, но остановился.

— Заходите, — сказал А. Л. Чужак. —Заходите. — Теперь он улыбался во все лицо, только улыбка была холодная,как у рыбы, а не дружелюбная, как у собаки. — Входите!

При каждом из этих мягких приказов я делал маленький шажоквперед, не сводя иронического взгляда с вывески о сеансах гипноза, висевшей надголовой тщедушного человечка, и не скрывая своей иронии. Чужак смотрел на меняне мигая.

— Входите, — повторил он, кивая на свои книги, ноне глядя на них.

Я чувствовал, что устоять не в силах, хотя и знал, чтокаждый из томов повествует об автомобильных авариях, горящих дирижаблях,взрывающихся минах и умственных расстройствах.

— Иду, — отозвался я.

И в этот самый момент весь пирс содрогнулся. Вдали, там, гдеконец его тонул в тумане, по нему ударило какое-то громадное чудовище, будтокит столкнулся с кораблем или «Куин Мэри» напоролась на старые сваи. Притаившиесяу самого океана железные твари принялись отдирать доски.

Пирс трясло, тряска, круша доски, вгрызалась в наши тела — вмое и А. Л. Чужака, — напоминая о бренности и обреченности. Толчкипроникали в кровь, сотрясали кости. Мы оба дергали головами, стараясь сквозьтуман рассмотреть вершащееся вдали разрушение. Мощные удары чуть оттеснили меняот двери. Вокруг все тряслось и колыхалось. А. Л. Чужака подкидывало на егопороге, как забытую игрушку. И без того бледное лицо сделалось еще бледнее. Онвыглядел как человек, застигнутый землетрясением или обрушившейся на негоприливной волной. Гигантские машины в сотне ярдов от нас снова и снова наносилисокрушительные удары по пирсу, и на молочно-матовом лбу и щеках А. Л. Чужака,казалось, множились невидимые глазу трещины. Война началась! Скоро черные танкис грохотом двинутся по пирсу, уничтожая на своем пути толпу спешащих на сушубеженцев с карнавала, и А. Л. Чужак не успеет оглянуться, как окажется срединих, когда рухнет его домик, сложенный из зловещих карт таро.