— Зато не приведем его в исполнение, не запятнаем себяее кровью, а это огромная разница.

Жюльен по приказанию Кардовиля приводил Жюстину в чувство ипромывал ей раны.

— Теперь уходите, — сказал ей Дольмюс, когда онанесколько пришла в себя, — и жалуйтесь.

— Ну, милый мой, — заметил Кардовиль, —благоразумная наша Жюстина не занимается сутяжничеством: накануне казни от нееуместнее ожидать молитв, а не обвинений.

— Пусть она воздержится от того и другого, —сказал Дольмюс, — судьи останутся глухи к ее обвинениям, а ее мольбы насне тронут.

— Но вдруг я расскажу… — робко начала Жюстина.

— Все равно это дело вернется к нам, — перебил ееКардовиль, — и уважение и почет, коими мы пользуемся в этом городе, сразуотметут всяческие инсинуации, а ваша казнь после этого будет более жестокой ипродолжительной. Вы должны понять, ничтожное существо, что мы потешились вамипо той простой и естественной причине, которая заставляет силу унижатьслабость.

Жюстина хотела сказать еще что-то, хотела броситься в ногиэтих чудовищ, чтобы разжалобить их или попросить немедленно предать ее смерти.Ее просто-напросто не слушали: девушки ее оскорбляли, мужчины ей грозили; еепрепроводили обратно, бросили в темницу, тюремщик встретил ее с тем жетаинственным видом, который у него был, когда она отсюда выходила.

— Ложитесь отдыхать, — сказал ей Цербер, втолкнувее в камеру, — и если вы задумаете сказать хоть слово о том, что произошлос вами этой ночью, помните, что я буду вас опровергать, и это бесполезноеобвинение ничего вам не даст.

— О небо! — воскликнула Жюстина, оставшисьодна. — А я-то так боялась смерти, боялась покинуть этот мир, состоящий извеликих злодеев! Так пусть рука Всевышнего, сию же минуту вырвет меня отсюдалюбым способом — я буду только счастлива! Единственным утешением, котороеостается несчастным, рожденным среди столь диких зверей, служит надеждапоскорее уйти от них.

На следующий день Жюстину навестил коварный Сен-Флоран.

— Ну и как? — осведомился он. — Вампонравились мои друзья, которым я вас порекомендовал?

— О сударь, это — монстры!

— Но вам надо было расплатиться за их протекцию, я васпредупреждал об этом.

— Я сделала все, что они хотели, но они все равнопогубят меня.

— Ну я могу допустить это: вы заставили их пролитьслишком много спермы, а нет ничего опаснее, чем последствия отвращения. Так выговорите, что они и не думают спасти вас?

— Со мной все кончено!

— Давайте поглядим, как они вас отделали. — И оноголил ее. — Ага, черт меня побери! Тогда все понятно: не надо былопозволять им такие вещи. Знаете, я хочу поговорить с вами, по-дружески, я знаю,что по причине чрезмерности ваших преступлений вас собираются сжечь заживо: воткакую казнь вам готовят. Значит сейчас надо думать не о спасении вашей жизни, ао том, чтобы они ограничились повешением вместо сожжения.

— Но что для этого требуется, сударь?

— Прежде всего целиком положитесь на меня, тем болеечто больше всего возбуждает мои чувства мысль насладиться женщиной,приговоренной к смерти. Я не был этой ночью вместе с друзьями только потому,что боялся, как бы они вас не пощадили. Теперь, когда я уверен, что вы умретена эшафоте и что под вопросом только способ казни, вы меня невероятно возбуждаете,посему покажите ваш зад.

— О сударь!

— Ну что ж, тогда вас сожгут…

И несчастная, чтобы избавиться от ужаснейшей смерти, покорноповиновалась. Никогда в жизни этот распутник не был так разгорячен, невозможноописать все изощрения, которые он употребил, чтобы сильнее насладитьсядевушкой, обреченной на смерть благодаря его интригам. В какой-то моментЖюстина попыталась напомнить ему о помощи, которую он ей обещал, онасоглашалась на все, чтобы ей спасли жизнь. Но Сен-Флоран, который блаженствовалоттого, что отправляет ее на смерть, ответил, что сейчас не время об этом, изавершил сцену с редкой жестокостью. Потом позвал тюремщика:

— Пьер, сношай эту тварь на моих глазах. Какаяневероятная удача для грубого мужлана! Он не заставил просить себя дважды, Сен-Флоранспустил ему панталоны и содомировал ключника, пока тот громадным инструментомтерзал жертву.

— Достаточно, — сказал Сен-Флоран, когда залилспермой мерзкую задницу надсмотрщика. — А теперь, шлюха, — обратилсяон к Жюстине, — даже не думай, что я хотя бы пальцем пошевелил ради тебя:напротив, я попрошу судей сделать приговор как можно более суровым. Надо былововремя соглашаться на мое предложение и не показываться мне на глаза. Да, яуверен, что тебя поджарят, и приложу к этому все усилия.

Монстр вышел и оставил несчастную девушку в оглушенномсостоянии, похожем на небытие смерти, которая скоро накроет ее своей тенью.

На другой день допросить ее пришел Кардовиль. Она не смогласдержать дрожь, увидев, с каким хладнокровием негодяй смеет исполнять правосудие— тот самый отвратительный на свете злодей; тот, кто вопреки всем законам этогосамого правосудия, вопреки всем его правам, которыми был облачен, так жестокорастоптал накануне невинность и несчастье. Она вложила в свои оправдательныеречи весь пыл, который дает человеку правота, но искусство этого бесчестногочиновника превратило все ее оправдания в отягчающие обстоятельства. Когдаобвинения были доказаны по мнению этого единственного судьи, он имел наглостьспросить ее, не знает ли она некоего уважаемого в городе человека по имениСен-Флоран. Жюстина ответила, что знает его.

— Хорошо, — сказал тогда Кардовиль. —Большего мне не нужно. Этот господин де Сен-Флоран, который по вашемуутверждению вам знаком, также знает вас прекрасно; он входит в число вашихобвинителей, он заявил, что видел вас в шайке разбойников, и вы первая отобралиу него деньги. Ваши товарищи хотели пощадить его, и вы одна настаивали на егосмерти, тем не менее ему удалось спастись.

Жюстина в отчаянии стала кататься по полу и оглашать сводыдушераздирающими криками; она билась лбом о каменные плиты, будто желаяпокончить с собой. И не найдя сочувствия своим неописуемым мукам, онавскричала:

— Подлец! Я все передам Господу, и он отомстит за меня;он докажет мою невиновность и заставит тебя раскаяться в твоих гнусных делах излоупотреблениях властью.

Кардовиль позвонил в колокольчик; он велел тюремщику увестиобвиняемую, объяснив, что ее ярость и раскаяние не позволяют продолжать допрос;однако обвинения подтверждаются, поскольку она призналась во всехпреступлениях. И после этого чудовище спокойно удалилось!.. И молния непоразила его!..

Ход дела был ускорен; —'с судьи, подстегиваемыененавистью, мстительностью и похотью, быстро вынесли Жюстине приговор.

— О небо! — простонала она, услышав о приближенииказни. — Под какой же звездой я родилась, что любой добрый порыв моей душитотчас навлекает на меня бесчисленные беды и злоключения? Как случилось, чтоэто проницательное Провидение, чью справедливость я боготворила всю жизнь, караяменя за добродетельность, дает мне в судьи тех, кто всегда мучил меня своимипороками?