Я вспомнил, что на планете Схедмон было что-то вроде музея,посвященного Храмам, и решил непременно выкроить полдня, чтобы показать егоДаньке. Картинная галерея в музее была великолепной. А потом можно будетустроить экскурсию к Храму Схедмона.

Приняв душ и повалявшись полчаса на кровати, я выбрался изкаюты. Дремлющий на кресле Трофей проводил меня пристальным взглядом узкихжелтых глаз и вопросительно тявкнул.

— Место, — приказал я и почесал пса-кота за ухом.

Странный зверь был потрясающе смышленым. Это еще большеусиливало мою неприязнь к пэлийцам — если только ей было куда увеличиваться.

Войдя в лифтовую кабину, я набрал номер тренировочного зала.Обычно это самое оживленное место на военном корабле, но мой экипаж былнастолько малочислен, что я надеялся позаниматься с мечом в гордом одиночестве…

Надежды не сбылись. Посередине маленького круглого заластоял Клэн и лениво отмахивался мечом от Ланса и Редрака. Клинки у обоихпилотов были уже порядочно укорочены. В сторонке от них лежал на полу Данька,крутя в руках маленький фотоаппарат. Он явно решил заснять бой в необычномракурсе.

При моем появлении тренировка прекратилась. Пилотыотправились к стойке с оружием — менять мечи, Данька вскочил с пола, навел наменя объектив и сфотографировал, прежде чем я успел согнать с лица недовольноевыражение. Клэн остался стоять, опустив меч. Я заметил, что кожа у него обрелалегкий оранжевый оттенок — как у стен тренировочного зала.

— Ты хорошо дерешься, — сказал я.

Клэн кивнул.

— Я специализировался на рукопашном и близком бое. Ничеголучше одноатомного меча для схватки в нейтрализующем поле не придумано.

— А плоскостные диски? — ревниво спросил я.

— Оружие против толпы. Шоррэй доказал, что настоящемупрофессионалу они не страшны.

Я не стал спорить. У Шоррэя была нечеловеческая реакция, онмог уклониться от летящих дисков, а для меня это навсегда останетсянедоступным. Но кто знает, какую скорость движения в бою считают нормальнойклэнийцы…

— Прошу капитана о спарринге, — продолжил Клэн.

— Не думаю, что окажусь интересным соперником, — с долейсожаления ответил я. — Уровень подготовки у меня, Ланса и Эрнадо примерноравный. У Эрнадо, наверное, повыше.

Клэн слегка улыбнулся — первый раз за все время на корабле.И сказал:

— Я видел твой бой с Шоррэем. Это пример, когда предельноемастерство встретилось с запредельным. Запись поединка показывают на всехциклах обучения в клэнийских школах. Усыпление бдительности соперника,использование его атаки для подгонки величины собственного меча, предугадываниерешающего удара, уклонение в момент неизбежности удара, вспарывающий выпад впадении, использование режима непрерывной заточки меча для преодоления защитыкомбинезона, общая этика поединка…

У меня едва не отвисла челюсть. Мой отчаянный, безнадежный,выигранный лишь благодаря темпоральной гранате Сеятелей поединок считаетсяклассикой боя на плоскостных мечах! Его многократно изучают на самойвоинственной планете галактики!

Хорошо, хоть Данька не понимает галактический стандартный. Явсегда боялся стать ложным кумиром, а после уверенной тирады клэнийца это былобы неизбежным. Чего доброго, Данька решил бы, что искусство владенияодноатомником — прирожденное свойство всех землян. Включая и его самого…

— Боюсь, Клэн, что тот поединок не типичен. Я действовалинтуитивно.

— Разумеется. Любой настоящий бой ведется интуитивно. Иначеон превратится в ремесло.

Последнее слово прозвучало так презрительно, как мог сказатьлишь клэниец — с его сотнями поколений предков, не занимающихся ничем, кромевойны. Я почувствовал, что одиночка с погибшего корабля мгновенно стал мнесимпатичнее. Несмотря на его жаропрочную хамелеоновскую кожу и удивительноеравнодушие к смерти своей огромной семьи.

Люблю искусство и ненавижу ремесленничество.

Неважно, что делает человек — кладет кирпичи в стену домаили пишет музыку. Выбор между искусством и ремеслом всегда зависит от тойстепени души, непредсказуемости, интуиции, которую вкладываешь в свое дело.

— И все же лучше я пронаблюдаю за твоим спаррингом с Лансоми Редраком. Сейчас это будет полезнее.

Клэн кивнул.

— Я постараюсь показать все основные приемы нашей школы бояна одноатомниках.

— Ты еще не решил, что предпримешь на Схедмоне? —поинтересовался я.

— У меня есть два пути. — Клэн не глядя вогнал меч в ножны.— Либо купить корабль и нанять команду для охоты за Белым Рейдером — состояниенашей семьи позволяет это. Либо просить вас о временном контракте — я могуисполнять любую корабельную должность. Сейчас я склоняюсь ко второму варианту.

— Почему? Мы ищем Землю, мою родную планету, а лишь потомБелый Рейдер.

— Ваши пути пересекутся, — твердо сказал Клэн. — Я знаю.

— Мне бы твою уверенность…

— Даже два солнца светят в одном небе, — ответил Клэнсхедмонской пословицей.

— Хорошо. Надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе.

Я кивнул подошедшему Лансу.

— Внеси Клэна в список членов экипажа. Временный контракт совсеми формальностями, которые необходимы… На любую свободную должность, которуюон выберет. Потом дашь на подпись.

Редрак вздохнул. Список лиц, подлежащих его охране,неумолимо расширялся. То, что клэниец мог постоять за себя лучше любого из нас,роли не играло.

Мы садились в космопорте Схедмона вручную. Это было чем-товроде высшего пилотского шика — сажать корабль самим, когда на планете имелсяновейший космопорт со всеми системами автопосадки — от дистанционногоуправления и ракетных буксиров до экспериментальных устройств принудительногоспуска в гравитационном луче.

Если обычная посадка на полупустом космодроме или просторахнезаселенной планеты представляет собой несложную задачу даже для начинающегопилота — главное, иметь запас свободного хода — то посадка на бетонном пятачке,лишь в два с половиной раза превышающем диаметр корабля, серьезное испытание идля мастера.

Маневрирование производил Редрак. Он сидел в своем кресле вглухом черном шлеме, закрывающем все лицо — у него не было времени даже набеглый осмотр многочисленных пультов и экранов. Самая важная информацияпроецировалась на внутреннюю поверхность шлема и повторялась речевымсинтезатором в его наушниках. Из главного пилотажного пульта были выдвинутыдополнительные консоли, покрытые сотнями сенсоров прямого управлениядвигателями. В обычных условиях они не использовались — любая их команда моглабыть продублирована нажатием нескольких клавиш основного пульта. Но сейчас уРедрака не было времени на нажатие нескольких клавиш. Он управлял двигателямивслепую, касаясь сенсоров отработанными за многие годы движениями — так играетпианист, не глядя на клавиши.