Но вслух он рявкнул:

— Чем вы, черт возьми, тут занимаетесь, мистер?

— Вообще-то я сру, — ответил ему 3А. — Но если вам всем,мужики, невтерпеж, я, так и быть, подотрусь в аэропорту…

— И ты, умник, не слышал, как мы тут кричали?

— Я не мог дотянуться до двери. — 3А протянул руку к двери,чтобы продемонстрировать им, и хотя та стояла теперь у стены слева, Мак-Дональдпонял, что он имеет в виду. — Мне, наверное, нужно было подняться, но я,знаете, был в отчаянном положении. Прижало, как говорится, не в руку. То есть,конечно, не в руку, если вы понимаете, что я хочу сказать. Да и не хотелосьмне, чтобы в руку. — 3А подмигнул, улыбнувшись, и капитану Мак-Дональду ещеподумалось, что идиотская эта улыбка такая же настоящая, как и банкнотадостоинством в девять долларов. Его послушать, так можно подумать, чтоэлементарно наклониться вперед — вещь для него неведомая.

— Вставайте, — сказал Мак-Дональд.

— Я бы с радостью. Только пусть девушки отвернутся. — 3Аочаровательно улыбнулся. — Я знаю, что в наши дни это уже пережиток, но яничего не могу поделать. Я от природы скромный. Сказать по правде, у меня такойкомплекс.

Он поднял левую руку, раздвинув на дюйм указательный ибольшой пальцы, и подмигнул Джейн Дорнинг, которая залилась краской и тут жеисчезла за дверью вместе со Сьюзи.

Ты, скромняга, выглядишь вовсе не скромным,— подумал просебя Мак-Дональд. — Как кот, объевшийся сливок, вот как ты выглядишь.

Когда стюардессы исчезли из виду, 3А поднялся и натянул насебя трусы и джинсы. Он потянулся было к кнопке слива, но капитан Мак-Дональдбыстро отбил его руку, схватил за плечо и развернул к проходу. Дир вцепился емув ремень, не давая сдвинуться с места.

— Не будем переходить на личности, — сказал Эдди весело испокойно, по крайней мере, так ему показалось, но внутри у него все оборвалось.Он чувствовал присутствие того, другого. Явственно чувствовал. Внутри егоразума. Тот наблюдал за ним, сохраняя спокойствие, готовый в любой моментпроявить себя, если Эдди сорвется. Боже мой, это все сон. Наяву так не бывает.Правда?

— Стой спокойно, — сказал Дир.

Капитан Мак-Дональд нагнулся над унитазом.

— Дерьма не видно, — сообщил он, а когда штурман невольнохохотнул, сурово взглянул на него.

— Ну, вы же знаете, как это бывает, — пояснил Эдди. — Бываетприспичит, всего тебя скрутит, а потом выясняется, что тревога ложная. Нокое-что у меня все-таки получилось. Я имею в виду, пару раз я как следуетпернул. Если б минуту назад здесь зажгли спичку, то можно бы было запечьиндейку к Дню Благодарения. Наверное, я что-то такое съел перед самолетом, и…

— Уберите его, — распорядился Мак-Дональд, и Дир,по-прежнему держа Эдди сзади за джинсы, вытолкнул его на трап в объятия двухофицеров таможни. Те взяли его под руки.

— Эй! — возмутился Эдди. — Отдайте мне сумку! И куртку!

— Да уж, лучше тебе прихватить все манатки, — сказал один изофицеров, дохнув Эдди в лицо кислым запахом маалокса и больного желудка. — Твоиманатки нас очень даже интересуют. А теперь пойдем, приятель.

Эдди не прекращал им твердить, что не надо так психовать,что надо с людьми помягче, что он и сам в состоянии идти, но когда он потомвспоминал об этом, ему показалось, что по дороге от трапа до входа в аэропортноги его только три или четыре раза коснулись пола «кишки». У входа ихвстретили еще трое таможенных офицеров и полдюжины копов из охраны аэропорта:таможенники дожидались Эдди, копы сдерживали небольшую толпу зевак, которыенаблюдали с тревожным и жадным любопытством, как его уводят под белы ручки.

1

Эдди Дин сидел на стуле. Стул стоял в маленькой комнатушке сбелыми стенами. Единственный стул в маленькой комнатушке с белыми стенами. Вмаленькой комнате с белыми стенами было полно народу. В маленькой комнате сбелыми стенами было накурено. Эдди сидел в одних трусах. Эдди хотелось курить.Остальные шестеро — нет, семеро — человек в маленькой комнате с белыми стенамибыли одеты. Они стояли вокруг него плотным кольцом. Трое — нет, четверо —курили.

Эдди хотелось трястись и дрыгаться. Эдди хотелось скакать ипрыгать.

Эдди сидел спокойно, расслабившись, с интересом, словно бызабавляясь, рассматривал окружавших его мужчин, как будто его ни капельки неволновало то, что его замели. Его, кажется, не нервировала и простаяклаустрофобия.

Это все из-за того, другого, поселившегося у него всознании. Поначалу он испугался другого. Теперь возносил благодарственныемолитвы за то, что другой сейчас с ним.

Вероятно, другой был болен, быть может, даже на гранисмерти, но в хребте у него оставалось достаточно стали, чтобы поддержатьперепуганного наркомана двадцати одного года отроду.

— Интересные у тебя на груди отметины, — сказал один изтаможенников. Из уголка его рта свисала дымящаяся сигарета. В кармане рубашкилежала целая пачка. Эдди казалось, что он сейчас мог бы вынуть из этой пачкипять штук, сунуть все в рот, прикурить, глубоко-глубоко затянуться всеми пятьюи прийти в себя. — Красные. Похоже на след от ленты. Похоже, там у тебя, Эдди,было что-то примотано, а потом ты вдруг решил, что будет лучше снять это«что-то» и быстренько от него избавиться.

— Я был на Багамах и подхватил там аллергию, — ответил Эдди.— Я вам уже говорил. Мы все это с вами уже обсуждали не раз. Я пытаюсь ещесохранять чувство юмора, но с каждым разом мне становится все сложнее.

— К такой-то матери твое чувство юмора, — свирепо прорычалдругой таможенник, и Эдди узнал этот тон. Он сам говорил таким тоном, прождавна морозе ночью какого-нибудь засранца, который так и не появлялся. А всепотому, что все эти люди — тоже наркоманы. Разница только в том, что ихнаркотики — это ребята вроде него самого и Генри.

— А как насчет этой дырки в пузе? Тебя где пырнули? Врасчетной палате центрального банка? — третий таможенник указал на то место,где Эдди порезался. Ранка наконец прекратил кровоточить, но затянуласьедва-едва: остался багровый пузырек, который мог бы открыться при малейшемдавлении.

Эдди ткнул пальцем в красную полосу от ленты.

— Оно чешется, — сказал он и сказал правду. — Я заснул всамолете… если не верите, спросите у стюардесс…

— А почему ты решил, что мы не верим тебе, Эдди?

— Я не знаю, — отозвался Эдди. — И часто вы ловите крупныхконтрабандистов с большой партией наркоты, которые дрыхнут перед таможней? — Онпомедлил, давая им время подумать об этом, и выставил руки перед собою. Ногтиего были где сломаны, где обкусаны. Он давно обнаружил, что когда ловишь«прохладный» кайф, тебя так и тянет грызть ногти. — Я, вообще, стараюсь нерасчесывать, но, наверное, пока спал, я себя все-таки расковырял.