А напротив — поклонюсь с благодарностью —

За победу над ратью несметную

Да за службу земле нашей честную!

И, сказав сие, опрокинул князь чашу, а затем поклонбогатырям отвесил.

Богатыри стояли потупясь. Правду князь говорит али ерничает?

Тишина над столом воцарилася.

«Ерничает, — решил все же Илья, — издевается». Иоткрыл было рот, чтобы как-нибудь пообиднее князя оскорбить, но тут же изакрыл. Только выдавил:

— О-о!.. — и пальцем на Емелю указал.

Богатыри и Иван уставились в указанном направлении.

А Емеля начал было под стол сползать, но понял, что это егоне спасет и закричал истошно:

— Ребята?! Приехали?! А мы тут пьем за вас, ей богу!Садитесь! Ну че вы как не родные-то, а?!

Иван-дурак вмиг прослезился. И тоже закричал:

— Емеля! Брат! А мы уж думали, погиб ты! А ты,значит... ты значит... — И тут до него дошло: — А ты убег, значит? Итрофеи, ирод, прихватил?!!

— Да ты что, Ваня! Как ты мог подумать? — оченьправдоподобно оскорбился Емеля. — Не убег я, а о подвиге вашем князюсообщить поспешил. А трофеи захватил, как вещественное доказательство.

— Ну, не так, зятек, все было, положим, — тихонькосказал ему князь. А во всеуслышание продолжил: — Ты, Иван, говори, говори,да не заговаривайся! Емеля со дня на день зятем моим будет!

— Зятем?! — обрадовался Иван. — Добился,значит, своего! Выходит, князь, за меня ты свою дочку отдавать не станешь уже?

— За тебя? — презрительно фыркнул Владимир, словнотакого разговора никогда и не было. — Ну, ты, Иван, загнул! Ты, спору нет,герой, конечно... Однако ж, если б я за каждого героя дочь свою отдавал... Онаб у меня давно б уж сама матерью-героиней стала!

Тут сидящие за столом громогласно заржали, и обстановкаокончательно разрядилась. Богатыри сунув мечи в ножны и соскочив с коней, коихдворовые сейчас же из гридней вывели, уселись за стол подле князя и присоединилиськ общему веселью.

Лишь Добрыня Никитич невесел был. И Ивану ясна была грустьего. Знать, опять он хотел у Владимира сватать деву Забаву Путятишну. Думал,князь не откажет на радости... Да Ивану услышал он отповедь и просить нерешился зазнобушки. Убоялся облома позорного.

А веселье катилось своей чередой. Вот уже Емеля через столполез с дураком целоваться, вот Алеша свой коронный тост — «за прелестныхдам» — произносит... Вот, невесть откуда взявшийся, боян Лапкин славу трембогатырям кричит. Вот Владимир-князь, с Ильей обнявшись, признается клятвенно:«Да, прав ты, Илюша, собака я!» А тот в ответ: «Да ведь и сам я, князь,собака!..» И пьют они на брудершафт, икрой заморской, баклажановой,закусывая...

Тут было выполз Иван-дурак из-за стола — к Марье-искусницепотянуло, да остановил его князь гневным окриком:

— Куда это ты, добрый молодец, намылился?! Аль несладко тебе мое кушанье?

— Сладко, княже, — принялся оправдыватьсяИван, — да дел по горло...

— Нет уж, ты постой! И у меня к тебе дело есть! Подь-касюда!

Приблизился Иван к князю опасливо.

— А ну-ка, молодец, примерь сей шелом на буйную своюголовушку, — протянул князь ему богатырский головной убор.

Одел Иван шлем, тут Владимир невесть откуда булавутрехпудовую выхватил и ударил его по головушке. Засверкали в глазах дураказвездочки.

— Будь же богатырем княжеским отныне! — воскликнулВладимир. Иван, ошеломленный, под гогот сотоварищей, шатаясь, двинулся квыходу. Не понял еще счастья своего богатырского.

И лишь снаружи, на воздухе, опомнился: «Богатырь! Я —богатырь! Сбылось повеление отцовское! Сбылась мечта моя заветная!..» И смыслею этой кинулся он со всех ног к месту своего проживания.

— Маша! Маша! Богатырь я! — закричал он с порога.

Словно солнышко ясное выглянуло. То Марья-искусница изсветелки своей выплыла:

— Здравствуй, здравствуй, мой милый Иванушка. Люб тыбыл мне еще в добрых молодцах, а теперь — просто словом невымолвишь. — И раскрыла девичьи объятия.

Шагнул Иван через порог, руки пошире расставив, да запнулсяи рухнул, до объятий не дойдя.

— Ужель ты, Ванюша, во хмелю ко мне явился?! —воскликнула Марья, склонясь перед ним и принюхиваясь.

— Во хмелю, — покаялся Иван-дурак.

— А скажи-ка мне честно, Иванушка, — продолжалаона подозрительно, — в ванне долго сидеть ты не любишь ли?

— Вот этого за мной, ей богу, не водится! —обрадовался Иван. — Я совсем в этом толку не ведаю: в детстве сажа мне вкожу так въелася, что отмыть все равно не сумею я!

— Слава богу, а то испугалась я, — вновь расцвелаМарья, — а что черненький, даже мне нравится.

Сказав сие, наклонилась Марья пониже, тут и облобызал Иванее в губы жаркие.

Вдруг взгрустнула Марья:

— Вот и с Черномором у меня все так же хорошоначиналось...

— Эх, Маша, нам ли быть в печали! — воскликнулИван, поднимаясь: — Я теперь — богатырь, ты — вдова богатырская!Был бы жив Черномор, он бы за тебя порадовался!

Он уселся на табурет, а Марья, хоть и усомнилась в верностипослених слов его, но промолчала благоразумно, достала из кармана пригоршнюсемечек и принялись они их лузгать, друг другу в глаза заглядывая, улыбаясь ижмурясь от удовольствия.

Засим и оставим их.

Много воды утекло с тех пор, как Ивана в богатырипосвятили... Хотя, не так уж и много, вообще-то. Всего три дня прошло. Думалнаш герой, счастью его конца не будет: днем он на службу богатырскуюходит — в караул аль в патруль, вечером его Марья ласковая ждет —борщом кормит, пельменями, бататами да грибочками солеными.

А надобно отметить, что Марья ко дворцу княжескому близкабыла. С какого боку, Иван не ведал: от вопросов его уклонялась она искусно.

И вот, на третий вечер столь идиллического их существованиятаковы слова Марьюшка сказывала:

— Ваня. Дело к тебе есть секретное. Государственной,стало быть, важности.

— Да я завсегда, партизанка ты моя, — потянулся кней Иван.

— Да не про то я, Ванечка, — отстранилась оналасково. — Я серьезно. Некое лицо высокопоставленное ночью нынешнейвстречи ждет с тобой.

— А зачем?

— Так ведь слава о тебе по всей Руси идет: нет в земленашей воина доблестней.