позже разберусь. – Экипаж был очень приветливый, и мы хорошо повеселились. Мы танцевали, музыка и еда были супер, и всем понравилось просекко. (Особенно мне.) Я вернулась около часа, – оправдываюсь я, продолжая ритмично гладить ушки Флер, – а остальные пошли к Эл.

– Ну мы рады, что ты повеселилась и спокойно добралась до дома. Это хорошо. Завтракать будешь?

– Сейчас никак не могу. Извини.

– Ничего страшного. Может, позже? – Опустившись на старый деревянный стул рядом со мной, он протягивает толстый конверт. – С днем рождения, Лейла. Я знаю, это не очень оригинально, но ты же этого и хотела?

– Да. Спасибо. – Я с благодарностью обнимаю его, зная, что в конверте пачка банкнот. Мне ужасно хотелось взять с собой в универ новые масляные краски и принадлежности. – Абсолютно идеально.

– Вчера тебе пришло это, – тихо говорит он, доставая другой белый конверт из кармана, подписанный буквой «Л».

Сглотнув, я беру конверт в руки, замечая, что на нем нет марки. Значит, она близко: видимо, сама принесла или кого-то попросила. Иногда мои полные имя и адрес напечатаны на конверте с марками и штемпелями. В такие моменты я понимаю, что она путешествует. Я не знаю, что хуже. Когда она далеко или когда совсем рядом, но даже не постучит в дверь. Делая глубокий вдох, я открываю конверт указательным пальцем, надеясь, что в этот раз там наконец будет записка. Заглядывая внутрь, я вижу, что ее нет, но…

У меня перехватывает дыхание. Внутри маленький шарм в виде платинового ключа с цифрой «18» на круглой части – той, за которую обычно держат настоящие ключи. Единица и восьмерка выложены сияющими драгоценными камнями.

– Это что, настоящие бриллианты? – шепчу я.

Он наклоняется, чтобы рассмотреть шарм, когда я поднимаю его повыше: камушки сверкают и отражают солнечные лучи, падающие в окно.

– Похоже, что да, – бормочет он, грустно улыбаясь.

– Извини, пап. Тебе это тоже тяжело. – У него такой вид, словно он собирается сказать что-то, и я наклоняюсь, чтобы снова его обнять; но тут Флер издает протестующий вой, потому что я прекратила ее гладить. – Ох, ну как не стыдно, – мягко говорю я, возвращаясь на свой стул. Я буду скучать по ней, когда уеду.

– Поверить не могу, что ты скоро будешь в универе, – говорит папа дрогнувшим голосом.

Мой голос тоже дрожит:

– Знаю, будет непривычно.

– Что мы будем делать, кто станет убирать и готовить?

– Я знаю, – несчастным голосом говорю я; во мне растет знакомое чувство вины. – Извини.

– Я шучу, милая! Мы справимся. Мы с Рэем можем готовить для себя и разделить домашние дела. Я еще найду кого-то для генеральной уборки раз в неделю. Ты хорошо о нас заботилась последние пару лет, но теперь тебе пора улетать из гнезда. Ты должна жить своей жизнью. Мы не хотим тебе мешать. Так что даже не думай об этом. Мы просто будем скучать по тебе, вот и все.

– Я тоже. – Я моргаю, чтобы смахнуть слезы, и протягиваю левую руку. – Можешь пристегнуть шарм?

За последние пару лет мои ненависть и обида на маму стали меньше и сменились на что-то похожее на благодарность – за то, что она ушла. Наверное, она не могла бы заботиться обо мне так же потрясающе, как это делал папа последние семь лет. Я все еще иногда скучаю по маме, и иногда старая знакомая злость пробирается обратно, но она уже не такая сильная – как неяркий свет солнца, закрытого облаками.

Папа быстро пристегивает новый шарм к браслету, и я встряхиваю запястьем, любуясь им, словно он всегда там был. Словно всегда там висел и просто ждал, пока я замечу. Эта мысль одновременно радует и печалит, но я решаю сфокусироваться на радости.

– Так, – папа прерывает наши мрачные мысли, – твой дедушка еще не скоро вернется, а ты есть не хочешь. Сегодня твой день рождения. Чем займемся?

Поднявшись, я осушаю свой стакан и заставляю себя сделать глоток. Ощущение такое, словно я до сих пор в море и меня качает на волнах. Когда это уже закончится?

– У меня есть идея, – говорю я. – Если пообещаешь ехать очень медленно и с открытыми окнами.

– Конечно. – Он с готовностью встает, схватив ключи от фургона.

* * *

Сорок пять минут спустя мы подъезжаем к парковке у Дердл-Дор.

– Уф, слава богу, это закончилось. – Я вываливаюсь из фургона и поворачиваюсь к папе. – Ты пойдешь прогуляться по пляжу? Тут потрясающий вид.

– Если не возражаешь, я посижу здесь с чаем и почитаю газету. – Он поднимает термос.

– Хорошо.

– Или ты предпочла бы компанию?

– Нет, все в порядке. Честно. – Солнце слепит глаза, поэтому пришлось надеть солнечные очки. Мы оба светловолосые, нам непросто справляться с жарой. – К тому же если бы мне не хотелось быть одной, я бы взяла с собой Флер. – С моим похмельем я даже представить себе не могу, что бы я делала с ней, она такая энергичная. На секунду я задумываюсь – может, так и стоило поступить? – но мысль посидеть на камнях возле живописной скалы, пока море нежно омывает берег, а в лицо дует свежий ветерок, так заманчива. Я достаю бутылку воды и оладью из сумки-холодильника. – Скоро увидимся.

Чуть позже я с легкой одышкой спускаюсь по ступенькам, вырезанным в скале, к знаменитой арке. Жду не дождусь, когда смогу упасть на пляже. Ноги дрожат, и вода, которую я выпила по пути, просится обратно. Но море относительно спокойно, бриз развевает мне волосы, ласкает щеки. Прохладный ветер освежает, и на долю секунды, прежде чем тошнота возвращается, я чувствую себя не так уж паршиво.

Сделав глубокий вдох, я ступаю на галечный пляж, оглядываю разноцветные камешки и замираю.

– Чудесно.

Еще один человек, перед которым я должна извиниться за свое идиотское поведение прошлой ночью. С другой стороны, теперь я хотя бы знаю, что он жив.

ДЖЕЙК

31 августа 2008

Джейк слушает музыку, когда внезапно видит ее. Он стонет и выпрямляется. Он пришел сюда подумать. Что она здесь делает? Он еще не придумал достойное оправдание тому, что спрыгнул за борт. Он сам не понимает, зачем ему понадобилось так выпендриваться. Он перед ней разделся, в конце концов!

И не то чтобы он слишком много выпил. Всего лишь пинту, чтобы взять себя в руки. Он совсем завязал с алкоголем, пока был в море. В отличие от некоторых сослуживцев.

Служба на флоте, по идее, учит думать стратегически и принимать во внимание общую картину, а не действовать импульсивно. Если понадобится, он даже под огнем может принимать быстрые решения. Но она же не держала пистолет у его виска? Такая отговорка не сработает.

Он вытаскивает наушники, пока она устало идет к нему.

– Привет. Не возражаешь, если я сяду? – Она указывает на камни позади.

Джейку она кажется уставшей и бледной, но воздушная белая юбка и красный топ без рукавов ей к лицу. Она выглядит моложе в своих солнечных очках, с собранными в свободную косу серебристыми волосами на плече. Словно они впервые видят друг друга.

– Конечно садись, – отвечает он.

Она усаживается лицом к горизонту, кидая между ними бутылку воды и завернутую в пленку оладью.

– Спасибо.

Они какое-то время молчат, глядя на море и солнце, мерцающее на волнах. Несколько человек гуляют вдоль берега, но для семейных пикников еще рановато, так что здесь не слишком людно. Белая пена волн обрушивается на берег вдоль пологого изгиба бухты.

– Так красиво, – шепчет она.

– Да, – соглашается он, наклоняя голову, чтобы незаметно взглянуть на нее. – Это правда. Что ты тут делаешь?

Опустив глаза, она набирает в ладонь крошечные камешки и пересыпает их из руки в руку, наблюдая, как они, коричневые, бежевые и белые, перемешиваются, а потом рассыпаются. Наконец она их бросает и смотрит на него.

– Я здесь довольно часто бываю. Ехать далековато, а подниматься обратно на парковку вообще жесть, но виды и чувство умиротворенности просто невероятные. Иногда я прихожу сюда порисовать,