Трехкомнатная квартира, куда они угодили, была битком набитакнигами и защитниками природы — преимущественно мужского пола в разной степениалкогольного опьянения. У этой компании, отметил Мазур, имелось все же однонесомненное достоинство: в нее было чрезвычайно легко в р а с т а т ь. Еслитолько тебя держат за своего — а их, конечно же, держали. Мигом со всемиперезнакомились (Мазур тут же забыл большинство имен), хлопнули по стаканчику,перемешались. Кацуба с маху собрал вокруг себя наиболее оживленных и принялсяим горячо объяснять, что одна из столиц российской демократии, а именно городСанкт-Петербург, конечно же, поможет местным собратьям в их несгибаемой борьбепротив злокозненной военщины — для чего, собственно говоря, их могучая кучкасюда и прибыла. Кацубу принимали на «ура». Ему, а заодно и случившемуся рядомМазуру, продемонстрировали священную реликвию — закатанный в пластик листок изблокнота, на котором скачущим почерком психопата было начертано: «Да ну, хернявсе это…» Оказалось, реликвия являет собою автограф самого Сахарова, с трепетомизвлеченный одним из присутствующих из мусорной корзины Верховного Совета в тесудьбоносные дни, когда судьба демократии еще висела на волоске.

Когда они воздали должное реликвии, многозначительно иуважительно закатывая глаза, изобразив на лицах благоговейный трепет, шабашпринял несколько более деловой оборот — Сережа, игравший здесь не последнююскрипку, вывалил на стол груду фотографий и каких-то машинописных листочков.Кацуба, прежде чем во все это углубиться, украдкой толкнул Мазура локтем ипоказал глазами на кухню. Ничего не попишешь, нужно было работать. Мазурискренне надеялся, что физиономия у него простецкая и веселая — не станешь жеотрабатывать перед зеркалом обаятельные улыбки…

Потащился в кухню, как на эшафот. В комнате гомонили, рослыйи белобрысый варяжский гость Кристиансен громко обещал поддержку европейскогообщественного мнения всем здешним начинаниям — для будущего заповедника он ужеуспел подыскать звучное название «Северная жемчужина».

— Ага, вот и Володя забрел, — обрадованно сказалаСвета. — Знакомьтесь, это Катя, это Володя. Володя у нас в теории не силен, нанего все эти разговоры только тоску наводят. Зато под водой — второй Ихтиандр.

Мазур вежливо раскланялся. Честно говоря, он уже гораздоменьше сетовал на злую судьбу, заставившую выступать в ролисуперспецагента-обольстителя, — в жизни Катя оказалась даже симпатичнее, чем наскверной черно-белой фотографии. Чертовски милая женщина, заставлявшая мужскиемысли поневоле сворачивать на проторенную дорожку. Судя по тому, какнепринужденно общалась с ней Света, они уже успели познакомиться, и Светасделала все, чтобы с маху новую подругу обаять.

— Вот Володя нам колбасу и порежет, — как ни в чем небывало заявила Света. — Он у нас холостяк, а потому хозяйничать привычен.

И, прекрасно маскируя все под пустенькую женскую болтовню, втри минуты успела вывалить Кате кучу полезной информации — что Володя Микушевичзолотой мужик, вот только женщин малость пужается по причине врожденнойробости, а потому сил не хватает равнодушно смотреть, как прозябает без женскойтеплоты и участия человек мужественной профессии…. В таком примерно ключе. Ибез предупреждения смылась из кухни под предлогом исполнения профессиональныхобязанностей.

— Вы действительно такой робкий? — спросила Катя не безлюбопытства. — Наши водолазы — нахальней нахального, в себе уверены, какбульдозеры…

— Да глупости, конечно, — сказал Мазур. — Это она такшутит.

— Значит, и вы — как бульдозер?

«А ведь выгорит, — подумал Мазур, ведомый мужскиминстинктом. — Кокетство в голосок определенно подпущено».

Самое главное теперь — не держать долгих пауз и развиватьнаступление. На тесной хрущевской кухоньке разворачивалась старая, как мир,игра — женщина должна была не отпугнуть излишней холодностью симпатичногонездешнего кавалера, но и не позволить ему питать вздорные мысли касаемо своейлегкодоступности. Кавалер, со своей стороны, должен был уверить, что он некакой-то там истаскавшийся кобель, не способный пропустить ни одной юбки, чтоон, старомодно выражаясь, очарован. А еще — что люди они взрослые, удрученныеодиночеством, а на дворе, вообще-то, приближается к самому концу двадцатый век,пуританством отнюдь не грешащий…

Получается. Мазур видел по ее глазам, что у него есть всешансы. И не терзался больше угрызениями совести — прав циник Кацуба, не юнуюшкольницу совращаешь, прекрасно знает, чего хочет, главное — жениться необещать…

Идиллию эту безбожно нарушил Сережа, ворвавшийся с воплем:

— Где-то тут колбаса была! Ага, вот… А вы что этоздесь? В отрыве от демоса?

— А мы тут кокетничаем в отрыве от демоса, — сказалаКатя не без вызова, и Мазур окончательно уверился: выгорит…

— И как, получается? — спросил Сережа скорее оторопело.

Катя оглянулась на Мазура, засмеялась и с тем же вызовомотчаянно махнула рукой:

— А вот получается!

«Сука ты, каперанг», — подумал Мазур, многозначительно ейулыбаясь. Сережа таращился на них так, словно впервые вспомнил о существованииу гомо сапиенс двух полов, покрутил головой:

— Ну ладно, колбасу несите. Володя, а ты материалы таки не посмотрел? Пошли-ка!

Мазур, насильно увлекаемый из кухни, успел еще переглянутьсяс Катей, и оба рассмеялись.

— Ты сюда зачем пришел? — недовольно сказал Сережа. —Работать или хвост распускать? — Судя по амплитуде его колебаний, он успелосушить не меньше пары стаканов, пока Мазур подбирал ключики к сердцу милойженщины. — Воркуете тут…

Мазур пожал плечами:

— Очаровательная женщина. Тоже из ваших?

— Да нет, — досадливо поморщился Сережа. — Надинасестра. Ты же с Надей знакомился? Вот где толковая баба, вся жизнь в экологии,без всяких воркований…

«И ничего удивительного», — подумал Мазур, с брезгливымсостраданием разглядывая помянутую Надю, ронявшую пепел с сигареты прямо настол и что-то громогласно растолковывавшую Кацубе, чуть ли не тыча его носом взагадочный синий график. Остренькая истеричная физиономия, пучок волос,стянутых чуть ли не аптечной резинкой, дерганые жесты, землистого цвета кожа…Б-р-р!

— Родные сестры? — спросил он.

Мазур мысленно передернулся. Надо же, как замысловато любитпошутить природа…

Он покорно уселся за стол. Сережа тут же навалил перед нимгору бумаги — пачку газетных вырезок, продемонстрированных с особой гордостью,фотографии, листки бледных ксерокопий…

Мазур без всякой охоты перебрал несколько вырезок, где подстатьями с вымученно-сенсационными заголовками повсюду стояло: «С. Оболенский»,и тут до него дошло, отчего сосед так нетерпеливо ерзает на стуле.

— А, вот что… — сказал Мазур. — Это ты и есть — С.Оболенский? А почему не Шереметев? Тоже хорошая фамилия, графская…