Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, нет худа без добра. Раз уж меня не замечаюткассирши, а милиция отпускает после задержания «на месте преступления»…
Я ухмыльнулся и отложил таможенные правила Кимгима.
С самого детства, посмотрев первый боевик и прочитав первыйдетектив, я решил, что грабить людей — нехорошо, а вот обчищать банки иликорпорации — очень даже нравственно. Уж не знаю, откуда у меня взялась такаястранная мораль, но что-то в ней есть. Я потом в книгах неоднократно встречалтакой же подход. Да и в жизни, если разобраться, вора, укравшего кошелек,граждане могут убить на месте, а ловкого мошенника, обворовавшего страну намиллиард, терпят и даже готовы им восхищаться.
Как бы там ни было, но я решил обворовать ближайший крупныймагазин. Такой нашелся минутах в десяти пешком от железки.
Для начала я решил запастись продуктами. Прошелся по залу,набрал полную тележку: консервы, копченая колбаса, сухарики, минералка и соки,еще две бутылки коньяка, на этот раз дорогого армянского. На взгляд все этодобро тянуло тысячи на две-три. Не настолько много, чтобы персонал ждалисерьезные неприятности.
Лучезарно улыбнувшись кассирше, я прокатил тележку мимокассы. Детекторов тут не было, не настолько крупный магазин, так что визгасигнализации не последовало…
— Гражданин! — раздраженно и одновременно растерянноокликнула меня девушка с кассы.
Я выждал секунду и повернулся:
— Да?
Продавщица, ярко накрашенная молоденькая девица, возмущенносмотрела на меня:
— А платить?
У меня предостерегающе екнуло в груди. Но я еще хорохорился:
— О чем вы?
— Володя! — позвала продавщица.
Охранник тут же подошел к нам.
— Платить не желает!
Никакой забывчивости в ее глазах не было. Наоборот, я готовбыл биться об заклад, что девушка запомнила меня накрепко и вечером не преминетрассказать семье о наглом воришке.
— Как не желаю? — быстро сдал назад я. — Хотел вначалеупаковать покупки.
Более нелепого объяснения и придумать было нельзя.
— А пробить? — помахивая датчиком штрих-кода, будтофутуристическим бластером, спросила девушка. — А пробить я товар должна?
— Ой, извините, что-то я совсем задумался… — Выдавив кривуюулыбку, я стал выкладывать продукты на ленту транспортера.
Охранник задумчиво посмотрел на меня. Остановил кассиршу,уже подносившую первую банку к датчику:
— Погоди, Танька… У вас деньги-то есть, молодой человек?
Денег у меня не было. Я небрежно достал кредитку:
— Карточку принимаете?
— Принимаем. — Кассирша всмотрелась в карточку. И злорадноулыбнулась: — Только эту не приму.
— Почему?
— А она не ваша.
Смотреть на карточку я даже не стал. Сказал:
— Ой. Иванова Наталья? Это жены, у нас от одного банка…
— Чужую не приму, — облегченно произнесла кассирша.
Зато охранник ехидно улыбнулся:
— Вон банкомат стоит. Утром деньги закладывали. Сними,сколько там тебе надо.
Под его пристальным взглядом я направился к банкомату.
Что сделает охранник, если я брошусь наутек? Вряд липримется преследовать. Да и в милицию скорее всего не сообщит. Урона магазину яне нанес, а что карточка у меня чужая, так это не его проблемы…
Встав к охраннику спиной, я всунул карточку в щель банкомата(и впрямь владелица Ivanova Natalia). Карточка изменилась — чего и стоилоожидать.
А вот изменился ли пин-код?
И не успел ли банк заблокировать карточку покойной?
Я медленно набрал на пульте: 7739. Подтвердил код.
На экране загорелся запрос суммы.
Я с облегчением выбрал пять тысяч. Потом передумал и набралдевять семьсот — почти все, что на карточке оставалось.
Банкомат равнодушно зашелестел купюрами, выдавая мненовенькие пятисотки и слегка мятые сотни.
Я вернулся к кассе, демонстративно держа деньги в руке.Охранник с явным разочарованием отошел в сторону. Кассирша молча упаковалапокупки, я расплатился — и через минуту уже вышел из магазина. Обернулся —кассирша и охранник смотрели мне вслед и о чем-то разговаривали.
Беда.
Куда делась моя вчерашняя неприметность? Ведь я был зрячий встране слепых. Я был человеком-невидимкой, избавленным от проблем с ходьбойнагишом и босиком.
А сейчас…
Во мне вдруг проснулась робкая надежда. Я сел на лавочкенапротив магазина, примостив рядом пакеты с покупками. Достал телефон.
Друзьям или родителям?
Родителям.
Гудок. Другой. Третий.
— Да! — послышался в трубке веселый отцовский голос. —Слушаю вас!
Я сглотнул вставший в горле ком и сказал:
— Это я, Кирилл.
— О, привет-привет! — отозвался отец. И — не успел яобрадоваться — добавил: — Кирилл Андреевич?
— Нет, Кирилл Данилович.
— Э… извините?
— Я твой сын! — крикнул я в трубку.
Несколько секунд длилась пауза. Потом отец как-то оченьнеуверенно сказал:
— Глупая шутка…
— Я твой сын, — повторил я.
— Сколько вам лет? — спросил отец, понижая голос.
Я растерялся, но ответил:
— Двадцать шесть.
Мне показалось — или в голосе отца послышалось облегчение?
— Не надо так шутить, молодой человек! Глупо и не смешно!
В трубке забили сигналы отбоя. Я рефлекторно набрал снова —но телефон у отца был, похоже, отключен.
Это что же получается? Назад ничего не вернулось… А зачемотец спрашивал мой возраст?
Я подумал секунду — и вдруг понял зачем. На лицо невольнонаползла ухмылка. Ну, папа! Ну, ты даешь! Значит, у меня может существоватьбратец, старший или младший…
Впрочем, какая с того радость, если я сам не существую?
Дверь магазина открылась, вышел охранник, закурил. Увиделменя — и тут же во взгляде появилась подозрительность.