«…щеки, глаза карие, волосы темно-каштановые, нос правильнойформы, уши с четко выраженными мочками».

— Котя, ты в милиции не работал? — спросил я. — Словесныепортреты не составлял?

Котя ухмыльнулся.

«В целом лицо добродушное и привлекательное. Говорит быстро,голос чуть глуховат, в разговоре неумело старается острить и подкалыватьсобеседника. Если я вернусь домой один и забуду про Максимова, то, прочитав этузапись, вспомню о случившемся. Что-то странное происходит с Кириллом, и мнеочень не нравится, что я в это впутался».

Дальше шли чистые полстраницы — и еще несколько строчек израссказа, в который Котя и впечатал записку самому себе:

«– Вот таким макаром! — шутливо закончил Семен Макарович,вытирая пот со лба. — Это называется тантрическая йога, и придумали ее тысячилет назад древнегреческие гетеры.

— Спасибо огромное! — воскликнула Юля и зарделась».

Я посмотрел на Котю и покрутил пальцем у виска:

— Какие еще гетеры?

— Древнегреческие! — Котя забрал листки. — Работа у менятакая…

— Знаю я твою работу.

— Что вчера у Мельникова случилось? — спросил Котя.

— А ты ему не звонил? — поинтересовался я. — Сам-то чтопомнишь?

— Звонил, — ответил Котя с достоинством. — Он считает, что як нему зашел один и мы говорили о литературе. Я тоже это помню. И все.

— Как я тебя на выходе из подъезда остановил?

Котя покачал головой.

— Пошли сядем, разговор долгий будет.

Мы взяли по бутылке пива (Котя хмыкнул, когда я без вопросовкупил ему его любимую «Оболонь», а себе — нормальный «Туборг»), и я началрассказ. Ничего не утаивая. И как купил нож, как подстерег Наталью Иванову, какона зарезалась…

— Ты уверен, что это не ты ее ударил ножом? — не выдержалКотя.

— Уверен. Я стоял с ножом в руке, хотел скотч разрезать…

— Невозможно прыгнуть на нож так, чтобы зарезаться! —подозрительно сказал Котя.

— А ты пробовал?

Котя замолчал.

Когда я дошел до милиции, освободившей меня из-под стражи,Котя занервничал.

— Слушай, Кирилл, вот это никак не возможно!

— Но так оно и было.

— Было, не было… — Котя задумался. — Говоришь, тебя били?

— Я думал, ребра сломают. Несколько раз так пнули…

— А сосед тебе в глаз засветил?

— Ну да.

— Ты в зеркало на себя смотрел?

— А что такое?

Котя ухмыльнулся.

— Ничего! В том-то и дело. У тебя лицо свежее и довольное.Будто ты неделю на курорте провел. А ребра болят?

Я подумал и расстегнул куртку. Подтянул свитер.

— Никаких следов, — констатировал Котя. — Ты меня извини, нотак не бывает. Если тебя избили ногами, то хотя бы синяки наутро останутся.

Спорить с ним было трудно.

— Слушай дальше, — сказал я. — На этом чудеса не кончились.

— После ментов, которые тебя отпустили, больших чудесслучиться не может, — скептически произнес Котя.

Через десять минут я закончил рассказ про башню и ехидноспросил:

— Как оно? Удивительнее ментов?

— Где эта башня? — спросил Котя.

— Вон, — показал я.

Котя снял и протер очки. Сказал:

— Это старая водонапорная башня.

— Да, конечно. С виду.

— И ты можешь меня туда провести?

— Ага.

— Пошли. — Он решительно поднялся. — Хотя я совершенноубежден, что дверь не откроется или внутри башни не окажется ничего странного…

Если честно, этого боялся и я. Откуда мне знать, могу ли япровести кого-то с собой? Быть может, проход между мирами работает только дляменя. Это даже было бы логично.

Но дверь в башню открылась. И внутри все было именно так,как я запомнил. Винтовая лестница на второй этаж, пять дверей.

— Офигеть, — сказал Котя, озираясь. — Ты видишь то же самое,что и я? Качественный ремонт, винтовая лестница наверх…

— Да.

— Покажи мне ту дверь! — велел Котя. — Ту, в Кылгым!

— Кимгим, — поправил я.

Подошел к двери и, еще не открывая ее, понял, что все впорядке: металлическая ручка была ледяная.

Шел снег. Небо затянуло плотным покровом туч, и нам наголовы ложились легкие белые хлопья. В окнах заводов (хотя с чего я решил, чтоэто заводы?) света не было, звуков тоже никаких не доносилось. Следы отпочтового экипажа давно засыпало снегом.

— Вот оттуда приезжал почтальон, — сказал я. — На тильбюри.

— Интересно, — сказал Котя и покосился на меня. — Тильбюри,говоришь?

Я пожал плечами. Содрал с фотоаппарата целлофановую оберткуи сделал несколько снимков. Крошечная вспышка помаргивала, пытаясь подсветитьместность. Впрочем, пленка — 400 единиц, снимки должны получиться.

— По всем признакам — параллельный мир, — сказал Котя. — А?Более отсталый, чем наш. Верно?

— Ну… похоже.

— Пошли в дом. — Котя вдруг посерьезнел.

— Теперь веришь? — спросил я, задвигая засов.

— Верю, верю… — Котя подергал остальные двери. — Всезакрыто… Черт побери! Какие дела…

Он заметался по комнате, прижимаясь к дверям ухом,простукивая их, чуть ли не обнюхивая. Потом принялся изучать деревянный пол.

— За ночь изменился, — сказал я с гордостью, будто это ясам, лично, за одну ночь настлал тридцать квадратных метров массивной доски.

— Лиственница, — сообщил Котя. — Лаком не пахнет. Азалакировано уже после укладки!

— Вот такая беда и на моей квартире была, — подтвердил я. —Никаких следов ремонта.

— Изменилась реальность… — с чувством произнес Котя. — И всеизменились вместе с реальностью, один ты остался неизменным!

— Пошли наверх? — гостеприимно предложил я. — Там ещевеселее вид.

— Или же наоборот, — продолжал размышлять Котя, идя за мной.— Реальность неизменна, а изменился ты. Потому и воспринимаешь обычные вещи какнеожиданные…