— За вами не угонишься, — сказал Валерий Владимирович,несколько озабоченный тем, что элегантный — как в кино! — выход из машины несостоялся. — Вы очень быстрая девушка, Ингеборга!

Сказано это было с доверительным интимным кокетством вголосе, и Ингеборга неожиданно струхнула.

Если Валерий Владимирович вздумал ее соблазнять, значит,вечер будет с самого начала безнадежно испорчен и никакие ресторанные изыски несмогут его спасти.

Напрасно она согласилась. Сидела бы дома, чего лучше! И пледопять же, и чай, и новая книжка любимой авторши из серии true love.

Она моментально рассердилась на себя, на ВалерияВладимировича и на жизнь вообще и, не слушая его, мимо приветливого мандарина,мимо каких-то молодых людей, которые многозначительно покуривали у лесенки,сбежала по ступенькам вниз.

— Столик заказан? — Зверского вида гардеробщик при входебегло осмотрел ее, как бы решая, что бы такое с нее снять и повесить навешалку; снимать ввиду теплой погоды было на первый взгляд нечего. У него былоочень русское и мрачное лицо, которое он тщетно пытался сделать любезноприветливым, русский же бритый затылок и — алое шелковое кимоно, расшитоезолотыми драконами.

Высший класс, оценила Ингеборга. Суперлюкс.

С заказом все выяснилось очень быстро, и в сизом сигаретномдыму Ингеборгу и ее кавалера проворно проводили в какой-то довольно уютныйзакуток, где стояло всего несколько столиков журчал крошечный, но вполне живойфонтанчик и было не так накурено. Деревянный стол был чистым, приборы —тяжелыми, в стенной нише неторопливо курились благовония, и справа от вилкилежал длинный пакетик с палочками Приветливая девушка с подведенными почти довисков глазами принесла меню, разрисованное драконами и пагодами, и Ингеборганаконец перестала злиться на весь мир.

— Я буду маринованные грибы, китайский салат, лапшу и уткупо-пекински, — объявила она, едва взглянув в меню. Валерий Владимирович, дотого старательно читавший названия, что у него шевелились губы, оторвал взор отсвоей папки и констатировал с уважением:

— Вы разбираетесь в китайской кухне.

Ингеборга разбиралась не только в китайской кухне.

Ее родители уехали из России, едва-едва забрезжила заряперестройки. Они уехали бы задолго до столь долгожданного рассвета, если бы небыли уверены, что последствия их отъезда будут разрушительны и чудовищны нетолько для них, но и для многочисленных литовских и московских родственников.

Они уехали сначала в Германию, где отцу сразу предложилиработу. Очень скоро его перевели в Швейцарию, и за два года он добился всего,чего не мог добиться в России всю «прошлую жизнь», как это называлось в семье.У родителей появился полновесный счет в банке, домик с зеленой лужайкой и белымнизким заборчиком, длинная французская машина и приходящая прислуга. ОтецИнгеборги был инженер-металлург экстра-класса, а мать — художница, рисовавшаяпо заказу издательств картинки для детских книжек. В цюрихских издательствах еекартинки никаким спросом не пользовались, и года два она промаялась совсем безработы, пока однажды супруга герра Вансдорфа, хозяина того самогометаллургического производства, на котором работал отец, не увидела у него вкабинете несложную картинку — горы, озеро, изумрудная трава, замшелый серыймостик через горный поток и… два замученных тролля, попивающие эль из каменнойфляги. Фрау Вансдорф впала в непередаваемый экстаз, и мать через некотороевремя сделалась вполне процветающей швейцарской художницей. Тролли, феи,гоблины и баньши, изображать которых матери всю жизнь страшно нравилось,наконец-то нашли применение, и счет в банке из полновесного сделался солидным.

Вот только строптивая дочь почему-то отказываласьпереезжать. Сначала она училась в университете и бросить его никак не могла,потом должна была непременно защитить диссертацию, потом жалко было продаватьстарую квартиру на Соколе, потом нашлись еще какие-то столь же непреодолимыеобстоятельства Жить за границей Ингеборга не желала. Однако в гости вчистенькую, ухоженную, пряничную, похожую на дореволюционную пасхальнуюкартинку Швейцарию с удовольствием наезжала. Или в Париж, где родителипроводили отпуск. Или в Вену, где маленькая художественная галерея выставляламатеринских троллей. Или в Гамбург, где отец читал лекции.

Во всех этих сказочных городах родители первым деломначинали усиленно откармливать Ингеборгу, «бедную заброшенную девочку» — отнеловкости, как представлялось Ингеборге. Ей было жалко их, и казалось, что онасвоим присутствием смущает их, напоминает о каких-то невыполненныхобязательствах и как бы возвращает обратно, в ненавистное советское прошлое, откоторого они оба так старательно и успешно избавлялись. Зато она отличнонаучилась разбираться не только в европейской, но и во множестве разных другихкухонь.

Что там утка по-пекински, поразившая воображение ВалерияВладимировича!

— Я люблю китайскую кухню, — сказала Ингеборга и покосиласьна официантку в надежде, что та воспримет ее молчаливый голодный призыв ипринесет хоть хлеба в плоской плетеной корзинке.

— Я тоже очень люблю, — согласился Валерий Владимирович изакрыл меню. — Видите, даже в этом мы с вами похожи!

Ингеборга покосилась на него с новым всплеском подозрения.Господи, куда его опять несет? Почему он ни черта не понимает, что ей вовсе ненужны его ухаживания и в ресторан она пошла просто потому, что уже сто летнигде не была, ни и каких ресторанах, с кем-то, кроме родителей.

Вот так поужинаешь разок-другой в приятной мужской компании,да и заделаешься феминисткой на всю оставшуюся жизнь!

— Есть очень хочется, — сообщила Ингеборга. Почему-то онабыла совершенно уверена, что таких тонких мужчин, как Валерий Владимирович,проза жизни должна непременно раздражать, а ей очень хотелось его позлить.

И зачем только она поперлась с ним в этот чертов ресторан?Лежала бы на диване под белым пледом, думала об Иване Степанове и о том, как ейс ним быть…

Подошла официантка, улыбнулась дежурной улыбкой. посмотрелавежливо и вопросительно. Валерий Владимирович что-то доверительно забубнил,перегибаясь через деревянную ручку кресла. Очевидно, в его шепоте было что-то,о чем Ингеборге знать не полагалось.

Вот идиот.

Она отвернулась, сцепила руки, пристроила на них подбородоки независимо оглядела тесный зальчик. Все столы были заняты — видно, и впрямьресторанчик был очень, очень популярный. Какие-то совсем маленькие детиковырялись на чистом плиточном полу в довольно уютном уголке возле фонтанчика.Официанты, производившие впечатление подрабатывающих студентов, весело,торопливо и осторожно перешагивали через них. Шум был вполне терпимый, астенные панели — из настоящего дерева.