После обеда они перешли в уютный будуар, и миссис Вандемейеррасположилась на диване, блистая какой-то особенно зловещей красотой. Таппенсподала кофе с ликерами и очень неохотно удалилась. До нее донесся голос Бориса:

– Новенькая?

– Да, поступила только сегодня. Та была невозможна. А этакак будто ничего. За столом прислуживает вполне прилично.

Таппенс помедлила за дверью, которую «по нечаянности»закрыла не совсем плотно, и услышала, как он сказал:

– Полагаю, она не опасна?

– Борис, ты подозрителен до нелепости! Она не то двоюроднаясестра швейцара, не то подружка рассыльного. Да и кому в голову придет, что якак-то связана с нашим… общим другом мистером Брауном.

– Рита! Ради всего святого, будь осторожна. Дверь же незакрыта!

– Ну так закрой ее, – со смехом сказала миссис Вандемейер.

Таппенс торопливо ретировалась на кухню.

Пренебречь своими обязанностями она не рискнула, но посудуперемыла молниеносно (сказался госпитальный опыт) и снова тихонько пробралась кдвери будуара. Кухарка, менее расторопная, все еще возилась с кастрюлями. Да ив любом случае, заметив, что новенькой нет, она подумала бы, что та прибираетверхние комнаты.

Увы! Голоса за дверью были такими тихими, что Таппенс ничегоне удавалось разобрать. А приоткрыть дверь даже самую малость было слишкомопасно: миссис Вандемейер сидела к ней вполоборота, а наблюдательность этойдамы уже успела произвести на Таппенс впечатление.

Да, она дорого дала бы, лишь бы что-нибудь услышать. А вдругони заговорят о Томми, что, если он успел нарушить их планы? Таппенс озабоченнонахмурилась, но тут же ее лицо просветлело, она быстро прошла в спальню миссисВандемейер, выскользнула через стеклянную дверь на длинный балкон и бесшумноподобралась к окну будуара. Как она и надеялась, рама была чуть поднята, иможно было расслышать почти каждое слово.

Таппенс вслушивалась изо всех сил, но их разговор явно неимел никакого отношения к Томми. Миссис Вандемейер и этот русский о чем-тоспорили, и вдруг он с горечью воскликнул:

– Своим легкомыслием и упрямством ты всех нас погубишь!

– Чепуха! – Она засмеялась. – Иногда скандальная известность– лучший способ усыпить подозрения. В один прекрасный день ты и сам в этомубедишься. И может быть, раньше, чем думаешь.

– Тем временем ты всюду показываешься с Пилем Эджертоном, аон не просто чуть ли не самый знаменитый адвокат в Англии, криминология – егохобби. Это чистейшее безумие!

– Я знаю, что своим красноречием он многих спас от виселицы,– спокойно ответила миссис Вандемейер. – Ведь так? Как знать, не потребуется лив будущем его помощь мне? И очень полезно заручиться таким другом в суде или,говоря точнее, для суда.

Борис вскочил и начал расхаживать по комнате, видимо, оночень волновался.

– Ты умная женщина, Рита, но при этом большая дура! Поверьмне, я о тебе же забочусь. Дай этому Эджертону отставку.

– Ну нет. – Миссис Вандемейер легонько покачала головой.

– Ты отказываешься? – В голосе русского зазвучала угроза.

– Наотрез.

– Ну это мы еще посмотрим, – рявкнул он.

– Миссис Вандемейер тоже вскочила, глаза ее сверкали.

– Ты забываешь, Борис, – сказала она, – что я никому неподчиняюсь. Я получаю распоряжения прямо от… мистера Брауна.

Русский в отчаянии махнул рукой.

– Ты невозможна, – пробормотал он. – Невозможна! А вдруг ужепоздно? Говорят, у Пиля Эджертона нюх на преступников. Откуда мы знаем, чемобъясняется его внезапный интерес к тебе? А если он уже что-то подозревает?Догадывается…

Миссис Вандемейер смерила его презрительным взглядом.

– Успокойся, мой милый Борис. Ничего он не подозревает. Гдеже твоя хваленая галантность? Ты забыл, что кроме всего прочего я еще икрасивая женщина? Поверь, интерес Пиля Эджертона объясняется исключительно этимобстоятельством.

Борис с сомнением покачал головой.

– Он досконально изучил механику преступлений – лучшийанглийский криминолог, и ты надеешься, что сумеешь его обмануть?

Миссис Вандемейер сощурила глаза.

– Ну, если он действительно так мудр, тем забавнее будет обвестиего вокруг пальца.

– Господи, Рита!

– К тому же он очень богат, – добавила миссис Вандемейер, –а я не из тех, кто презирает деньги. Или как их еще называют – «мускулы войны»,милый мой Борис.

– Деньги, деньги! В этом твоя главная слабость, Рита.По-моему, ты за деньги душу продашь. По-моему… – Он помолчал, а затемвполголоса добавил: – Иногда мне кажется, что ты способна продать… нас всех!

Миссис Вандемейер с улыбкой пожала плечами.

– Представляю, какую мне дали бы цену, – сказала онанебрежно. – Такая цена под силу разве что миллионеру.

– А! Значит, я прав! – прошипел русский.

– Дорогой мой, ты не понимаешь шуток?

– Ах, это была шутка!

– Конечно.

– Ну, знаешь ли, у тебя весьма своеобразное чувство юмора,моя милая.

Миссис Вандемейер засмеялась.

– Ну, не будем ссориться, Борис. Пожалуйста, позвони. Давайвыпьем чего-нибудь.

Таппенс молниеносно ретировалась, задержавшись на секунду вспальне миссис Вандемейер, чтобы оглядеть себя в трюмо – все ли у нее впорядке, а затем с почтительным видом предстала пред хозяйские очи.

Подслушанный ею разговор, хотя и доказывал причастность Ритыи Бориса к каким-то темным делишкам, ни разу не коснулся того, что ееинтересовало. Имя Джейн Финн даже не было упомянуто.

На следующее утро Альберт доложил, что на ее имя в мелочнойлавочке ничего нет. А ведь Томми, если он жив и здоров, обязательно дал бы осебе знать! Она почувствовала, как ее сердце словно стиснула ледяная рука. Ачто, если… Но она мужественно подавила страх. Переживаниями делу не поможешь.Тем не менее она ухватилась за возможность, предоставленную ей миссисВандемейер, которая вдруг спросила:

– Когда вы брали выходной вечер, Пруденс?

– По пятницам, мэм.

Миссис Вандемейер подняла брови.

– А ведь сегодня пятница! Впрочем, вы начали работать тольковчера и вряд ли нуждаетесь в отдыхе.